Андрей Валентинов - Аргентина. Лонжа

Вовремя укусив себя за язык (ради конспирации – не надо!), Мод кивнула на дверь подъезда.

– Поднимемся? У вас там найдется пустой лестничный пролет?

И сама взяла адмиральского сына под руку.

Цветы никого не обманут – в узких кругах эксперт Шапталь хорошо известна. А сейчас вокруг них даже не круг – кольцо.

* * *

Эдуарду Васильевичу Толлю было двадцать девять лет, когда он увидел Землю Санникова. Случилось это в августе 1886 года в ясную погоду с северо-западных утесов острова Котельного. Толль смотрел на северо-восток. Там, в нескольких десятках верст, лежал хорошо различимый обрывистый берег со столбообразными горами. Именно эту землю описал в давние годы сибирский промышленник Яков Санников. С тех пор она, так и неоткрытая, стала пунктирной линией на карте, неопределенностью непознанного мира.

Эдуард Толль решил покончить с пунктиром, упорядочив мир.

В июне 1900 года, под занавес века, от пристани на Неве отчалила шхуна «Заря». Толль шел к Земле Санникова. А в начале декабря года от Рождества Христова 1902-го лейтенант Колчак, гидролог экспедиции, доложил Академии наук о неудаче. Пунктир оказался сильнее человеческой воли. «Заря» была брошена. Эдуард Толль исчез, уйдя с несколькими спутниками на остров Беннет, откуда рассчитывал добраться до виденного им когда-то обрывистого берега.

В августе 1903 года упрямый Колчак прорвался сквозь льды к острову Беннет, однако ни Толля, ни его спутников не нашел. А на северо-востоке, там, где должна была быть земля, клубился густой туман Великой Сибирской полыньи.

* * *

– Узнаете, мсье Ростислав?

Одна из фотографий, но не вся – малый фрагмент, заботливо вытянутый увеличителем. Без сепии – лишь черное с белым.

– Но об этом позже, сначала о главном. Вы не ошиблись, за вами действительно следят. Я попросила моих друзей проверить и… Увы! Одна из машин у подъезда, желтый «пежо». Если хотите, могу сообщить номер.

Не шепотом – но вполголоса. Лестничная площадка между вторым и третьим этажами пуста, как и пролеты, ведущие вверх и вниз, но мало ли какие уши растут из прочно запертых квартирных дверей?

– Можно их вычислить и прижать, но это ничего не даст. Скорее всего, обычное частное сыскное агентство. Заказчика не назовут, и он придумает что-нибудь похитрее.

– Понимаю, – негромко проговорил Колчак.

Лицо парня изменилось, став похожим на фотографию из «Большого словаря Ларусс». Теперь ему определенно пошел бы белый адмиральский мундир.

– Понимаю, что втравил вас в историю, мадемуазель Шапталь. Вы же искусствовед, такие дела – не ваш профиль…

Мод вспомнила свой профиль, неоднократно рисованный (подбородок! нос!), но виду не показала. Симпатичному русскому парню ее проблемы ни к чему – равно как и то, чем зарабатывает свой хлеб скромный искусствовед Шапталь.

– Теперь о фотографии. Узнали?

Неровный картонный квадратик перешел из рук в руки. Молодой человек пожал плечами.

– Это со снимка, где барон Толль и Бруснев вдвоем, без Зееберга. Слева проводник, вероятно Николай Протодьяконов, а справа этот господин. Лицо вполоборота, сразу не узнать. И потом не узнать, это европеец, причем не из экспедиции Толля.

– В плаще, – кивнула Мод, – самом обычном, на пуговицах. И в английском кепи-двухкозырке, как у Шерлока Холмса, если иллюстрациям верить. А это, между прочим, Крайний Север. Теперь понимаете, мсье Ростислав, почему вами заинтересовались?

Колчак ответил не сразу. Прищелкнул тонкими пальцами, усмехнулся.

– Если применить дедуктивный метод, то самое простое – самое верное. Это снято на зимовье Бруснева до похода на остров Беннет. Там были разные люди, в том числе политические ссыльные, как и сам Михаил Иванович. Почему бы этому неизвестному не надеть плащ, если мороза нет? Но дата на кресте… И гора.

Про гору Мод уже успела прочесть – кроме фотографий, гость оставил ей отрывки из мемуаров Бруснева, переведенные на французский. История выходила и вправду занятной, хоть роман пиши. Колчак-старший, тогда еще лейтенант, в поисках пропавшей партии Толля прибыл на остров Беннет и барона Толля там не нашел. А через несколько дней, не застав Колчака, на острове высадился Бруснев… и заметил на северо-востоке землю. Поспешив туда, пристал к каменистому берегу, увидел большую гору с зубьями-скалами, которую принял за вулкан. Все это описал – но ни словом не помянул ни пропавшего Толля, ни его спутников, ни, само собой, незнакомца в кепи-двухкозырке.

– Почти наверняка, мсье Ростислав, за вами следят из-за этого снимка. Он – единственное доказательство того, что Бруснев пишет в своих мемуарах правду. Ничего иного у нас нет. Сейчас Земли Санникова уже не существует, это увидели русские летчики. А рукопись Бруснева – всего лишь слова, фантастический роман. Мой вам совет – заявите в полицию, скажите, что за вами следят большевики. Ваш отец не только Верховный Правитель, но и кавалер офицерского креста Ордена Почетного легиона.

– Заявлю, – согласился мсье Ростислав. – Ради себя самого не стал бы, но я живу с мамой.

– Фотографии спрячьте – не дома и не в банковском сейфе, а, допустим, у вашего знакомого адмирала. И не соглашайтесь ни на какие встречи без ведома полиции. А я займусь вашим делом дальше.

– Разберусь, не волнуйтесь! – Колчак дернул острым подбородком. – Но вы, мадемуазель Шапталь, тоже в опасности!

Девушка лишь поморщилась.

– Я не съедобная. И поверьте, встреча, на которую я сейчас поеду, беспокоит меня куда больше.

Подумала – и поняла, что сказала чистую правду.

* * *

Можно ссориться с родителями, не соглашаться с учителем и коллегами, бросить вызов слишком быстро идущему вперед Прогрессу. Все не правы, я права! Ничего не поделать лишь с мельницами Судьбы. Жернова вертятся хоть и неспешно, однако неостановимо, а решетчатые крылья упираются острыми стрелками точно в небосвод [11] Песня «The Windmills of Your Mind». Музыка Мишеля Леграна, слова Эдди Марне. . Весна, лето, осень, зима – и снова весна. Звенит первая капель, звенят ключи в сумочке, просыпается уснувшее сердце, и кровь, отравленная и прÓклятая дедова кровь, наследство Поля Верлена, начинает биться в висках.

В графе «личная жизнь» давно уже красуется черта шириною в речку Сену, если смотреть с моста Аустерлиц. Сама и провела, когда поняла, что некоторые вещи во Вселенной существуют лишь в единственном экземпляре – как картины Энгра. И новый поворот мельничных крыльев все равно будет иным. Прежний – не повторится.

Сердце спало, и дедова кровь не бунтовала. Но жернова мельниц вертелись безостановочно, острые крылья упирались в небосвод, чтобы однажды холодным мартом сойтись воедино вопреки всем законам механики. И зазвенела капель, и зазвенели ключи в сумочке…