Антон Ильин - Мир Дженнифер

Сказав это с явной гордостью, Доу задумчиво посмотрел в сторону будки, где женщина в зеленом платке протягивала очередному гостю свежую газету.

Платон все же взял стакан и отпил из него. Ситро оказалось на удивление приятным на вкус, оно с нежностью пенилось на языке.

– Ну хорошо, и что мне надо сделать? – спросил Платон, которого утомили истории про пророчества, магов и тайный орден. Слишком это звучало для него сейчас пошло.

– Сперва необходимо попасть на Землю, к Маме. – Упомянув Маму, Доу нахмурился.

– Я бы рад, но как?

Доу махнул рукой. Платону показалось, что напряжение, с которым Доу вел беседу, заметно уменьшилось.

– Я уверен, что вам в этом помогут… Дело в том, дорогой мой Платон, что сопротивление хочет заставить нувров вспомнить, кто они есть на самом деле… Они верят, что это поможет лишить власти семидесятников. Для этого им понадобится скомпрометировать работу Симфонии…

– Симфонии?

– Это нейронная сеть, – пояснил Доу, – там есть все и о каждом. Чтобы высвободить весь массив памяти нувров, понадобится проникнуть в святая святых – в их серверную. Сделать это будет непросто, но возможно. Особенно когда к повстанцам присоединятся двое хранителей. Они единственные, кто имеет доступ, помимо членов ордена, конечно же…

– Джон, Джон, постойте! Погодите! У меня голова идет кругом от ваших слов…

– Понимаю, но, Платон, голубчик, у нас с вами осталось слишком мало времени. – Джон с волнением взглянул на часы. Платон заметил странные символы, мигающие на круглом циферблате, – совсем не цифры. – Вы должны помочь нам вернуть то, что мы, по нашей общей вине, потеряли. Просто не доедайте кашу, оставляйте по чуть-чуть. Вот столечко… – уточнил Джон Доу, соединив большой палец с указательным.

В этот момент Платон почувствовал, что пространство сновидения стало меняться. Драцена исчезла, а на ее месте появилась метла. Она одиноко валялась на полу, словно кем-то забытая.

– Платон! – В какой-то момент Джон неожиданно крепко схватил Платона за руку и потянул его к себе. – Платон, вы простите меня за это, но иначе вы не вспомните ничего из того, что я вам только что рассказал.

Платон открыл было рот, чтобы признаться Джону, как Дженнифер поступила с ним, отправив его в прошлое, чтобы он, по всей видимости, познакомился с Кэрол, которая должна была, наверное, впоследствии помочь ему деньгами, для того чтобы он, как полагается, мог спокойно закончить начатое, но не успел произнести и слова, как Джон молча повернул руку Платона ладонью вверх и затушил о нее сигарету.

Платон заорал от дикой боли и вскочил на кровати в пропахшей нафталином палате.

Вернув таинственного гостя в его тесную палату, Горан внезапно захотел подняться на самый верх Ямы, чтобы выйти наружу и как следует продышаться холодным вечерним воздухом.

Обычно в это время марсианских суток на помосте весьма людно: миссионеры собирались, чтобы пообщаться друг с другом, обсудить новости, поговорить о Земле и полюбоваться на падающие звезды. Но не сегодня. Сегодня был большой праздник – шестая годовщина со дня Преображения, со дня явления Дженнифер, поэтому все с нетерпением ждали трансляции ежегодного концерта в ее честь.

«Как же хорошо, когда здесь никого нет!» Горана совсем не волновали ни праздник, ни приуроченный к этому празднику концерт. С переездом на Марс ему было сильно не по себе. Помимо СЛВ, он чувствовал необъяснимую тоску по прошлому, и хотя он прекрасно помнил свою жизнь до преображения, понять, почему именно он так тосковал, Горан никак не мог. Банальное детство в СССР, институт с отличием, первая работа в Нью-Йорке, много лиц, много рукопожатий, автомобильная авария, долгая реабилитация после лечения, возвращение в Москву, скучная работа в МИДе. Ничего интересного…

Горан медленно подошел к самому краю помоста и, как он любил всегда делать, устало облокотился о дутые металлические перила.

Марсианская долина заметно потемнела, отчего казалась совсем неприветливой. На холмах кое-где уже зажглись сигнальные огни, и хотя небо все еще оставалось светлым, оно уже было усеяно звездами, а Млечный Путь величественно чертил круг своей спирали, словно кто-то поворачивал весь мир целиком. Ощущение ночи проникло в душу сутулого Горана незаметно и так глубоко, что он поежился. «Волнение? Откуда взялось это волнение? Откуда во мне такая непримиримая тоска?» – думал он, погружаясь глубже в мысли.

Порыв прохладного марсианского ветра неожиданно всколыхнул его черные волосы, а после бережно пригладил их обратно.

«Горан, – тихо позвал его женский голос. – Го-о-ора-а-ан! Милый мой Горан!»

«Дженнифер? Дженнифер, это ты?» – мысленно спросил Горан.

«Скучал по мне, Горан?»

Горан почувствовал прилив крови и учащенное сердцебиение. В голове зашумело, как шумит море в ракушке. Горан уставился на свои руки. Он с такой силой сжимал перила помоста, что кисти побелели.

«Почему ты ушла от нас?»

Вопрос Горана тяжестью повис в пустоте.

«Почему ты ушла, Дженнифер? – повторил он. Голос стал крепнуть. – Почему ты нас бросила, Дженнифер?»

«Я всегда была рядом, я вас не бросала…»

«Я не понимаю тебя, Дженнифер!»

Дженнифер молчала. Казалось, она подбирает правильные слова, хотя она всегда знала, что именно и как именно говорить каждому из них.

«Мне пришлось уйти, чтобы не погибнуть…»

Горан поднял голову к синеющему небу и посмотрел вглубь космоса. Что-то ударилось об аэродинамическую конструкцию помоста. От этого помост немного задрожал, и Горан машинально сделал два шага назад, отступив от края.

«Он ступает тихо, но слышат его все! ГОР-Р-Р-РАН-АН-АН-АН!»

«Что ты такое говоришь, Дженнифер? Я тебя не понимаю!»

С голосом Дженнифер творилось что-то ненормальное. Она выкрикивала, выплевывала, проглатывала слова, она не говорила, а скорее ругалась. Речью такое трудно было назвать.

«Бры-та-так-так… Он ступает тихо, но слышат его все!» – повторила Дженнифер.

«О ком ты говоришь, Дженнифер?!»

Ветер успокоился. К счастью, голос Дженнифер стал прежним.

«Ты знаешь о ком, милый мой Горан! Мой несчастный, добрый Горан! Не переживай так сильно за нее! С ними все еще может быть хорошо!»

Горан пошатнулся и упал на свои острые колени. Мир качался и рушился с таким оглушительным грохотом, что Горан закрыл уши. Его пронзали невидимые иглы. Боль была так страшна, что Горан решил, что через секунду умрет. При этом слова Дженнифер, как и сам ее образ, отстранялись.

«Кто они? Кто они? Кто они? Кто ОНИ?! О ком она, черт побери, говорит?!»

Щелк!

На миг Горан увидел прямо перед собой яркую картину. Он в каком-то зале. Зале ожидания? Чего он ждет? На нем синяя куртка-аляска. Он бледный, глаза пустые. Совсем как у мертвеца. В руках белый одноразовый кофейный стаканчик. Маленький, мятый. Люди ходят мимо хаотично. Какая-то женщина неожиданно садится рядом на корточки, заглядывает ему в лицо, в самую пустоту его серых, глубоко посаженных глаз, и что-то говорит, говорит, говорит. Вкрадчиво, нежно, убедительно. Пусть говорит, он все равно не видит ее в упор. И не слышит. Потом она кладет руку ему на плечо. Встает. Колеблется. Снимает руку с плеча и уходит. Он не шелохнется. Он застыл. По его щекам медленно катятся слезы. Он понимает, что только что потерял семью.