Антон Ильин - Мир Дженнифер

Владыка слегка наклонился вперед и с удивлением посмотрел на тысячи собравшихся в точной копии амфитеатра Флавия 17 17 Колизей, памятник архитектуры Древнего Рима. . Кроме владыки и его верноподданных братьев ордена жрецов, никто не помнил великого Колизея, как никто не помнил его основателя – императора Веспасиана, да и вообще о древнем мире никто ничего не знал. Все было уничтожено и забыто за одну ночь. Ничего не осталось. Лишь на аномальных территориях можно было набрести на развалины старого мира: искореженную Эйфелеву башню, например, или куски красного кирпича у подножия развалившейся кремлевской стены.

Над Колизеем возвышалась гигантская золотая статуя женщины. Правая рука ее была властно вытянута и повернута ладонью вниз. Казалось, она возвышалась над всеми новыми людьми и благословляла мир, созданный ею шесть лет назад. Волосы скатывались с плеч, красивое лицо излучало заботу и доброту, глаза смотрели вдаль на волшебное сияние, исходящее от стеклянных колб высоких небоскребов столицы мира, города Зеленых Зеркал.

Владыка подошел к краю ложи, где были установлены микрофоны, вкрученные в холодные каменные плиты перил. Владыка еще раз подивился количеству людей, собравшихся на праздник, деловито прочистил горло, выдержал нужную паузу и начал:

– Я рад приветствовать вас сегодня здесь, друзья!

Колизей загудел в ответном приветствии.

– Вот уже шесть лет как мы живем в новом мире! – Слова вырывались из репродукторов и быстро разлетались всюду, они были слышны даже на Марсе. – В мире, лишенном тлетворных болезней, кровавых войн, лишенном скорби и страданий!

– Спасибо Дженнифер за это! – закричали нувры.

Владыка одобрительно закивал. Он отпил глоток из хрустального бокала, глубоко вздохнул и задумчиво продолжил:

– Хочу поделиться с вами одной историей, друзья! Я хочу рассказать о Дженнифер!

Гул в зале сразу уменьшился – все насторожили слух. Ежегодное обращение владыки много значило для них.

– Накануне той самой ночи – ночи, когда мир раз и навсегда изменился – я с отчаянием ждал своей смерти. Мне казалось, что я никогда не смогу победить свой страх. Мое тело, – владыка поднял руки и демонстративно посмотрел на одну руку, а после на другую, – оно было истощено голодом и болезнями, а мое сердце, – владыка положил правую ладонь на свое сердце, – было разбито. Меня бросили самые близкие мне люди. Они оставили меня в полном одиночестве, и лишь она… она, – повторил владыка, и голос его задрожал, – она спасла меня от неминуемой гибели в страшном месте, изменив раз и навсегда мою судьбу, восстановив истину и справедливость! Она дала мне шанс помочь ей изменить этот мир, избавить его от боли, страданий, избавить его даже от смерти! Она дала нам всем шанс сделать шаг навстречу прогрессу! И мы не упустили его! И вот скажите мне, – воскликнул владыка, – почему мы сделали этот шаг?!

Колизей взорвался грохотом. Нувры отвечали владыке, почему они сделали шаг навстречу прогрессу. Они скандировали: «Мы – это она, она – это мы, мы – это она, она – это мы!» Владыка скандировал то же самое вместе с остальными. Потом он вскинул руки к небу, обращаясь к гигантской статуе Дженнифер.

– Этот концерт, – громогласно продолжил он, – мы посвящаем тебе, Дженнифер! Шесть лет назад ты замолчала. Шесть лет назад ты дала нам свободу решать самим, как поступать с твоим миром! Шесть лет назад ты завещала, как нам жить в новом тысячелетии. Сегодня мы посвящаем тебе этот концерт, потому что я знаю, что, когда мы обращаемся к тебе, ты нас слышишь! Мы знаем, что, когда мы просим тебя нам помочь, ты всегда помогаешь! Мы верим в тебя, Дженнифер! Верим так же страстно, как однажды ты поверила в нас! Да здравствует Дженнифер!

Новыми людьми овладела всеобщая эйфория торжества этого особого для нового человека события, и они стали вторить своему правителю, громко выкрикивая: «Да здравствует Дженнифер! Да здравствует владыка! Ура, ура, ура!»

На этом как всегда лаконичная речь владыки закончилась. Он помахал всем и сел обратно в свое громадное кресло. Все бы хорошо, если бы не странные и непонятные слова Дженнифер, услышанные им накануне.

«Твой мир остекленевает, – говорила она ему, – и ты слышишь, как он идет? Он ступает тихо, но слышат поступь все! Твой мир замерзает! Ты слышишь, как он ступает? Он ступает тихо, но слышат поступь все!»

Владыка не слышал его поступи (кто бы он ни был), но вот то, что он услышал сейчас, привело его в полный восторг. Первый раз за шесть лет он улыбнулся.

Начался концерт тысячелетия. На сцену вышел живой Клод Франсуа 18 18 Знаменитый французский певец, композитор и шоумен. . Светловолосый, молодой, красивый, как древнегреческий бог, в окружении своих очаровательных клодетт 19 19 Группа танцовщиц, которая гастролировала с К. Франсуа. , в блестящем костюме, озаренный софитами, он стал исполнять когда-то популярную композицию под названием Alexandrie Alexandra 20 20 «Александрия Александра» – одна из самых известных песен в исполнении К. Франсуа. , сочиненную им в далеком семьдесят седьмом году.

Платон вскочил, открыл глаза и с разочарованием понял, что он все еще на Марсе, а не в художественно ухоженном столичном парке города Москвы.

Платон посмотрел на ладонь. В самой середине ее пульсировала боль, а красное пятно ожога казалось совсем свежим. Он поднялся. У него болела голова, и было смутное ощущение, что он спятил. Платон хмуро взглянул на Петровича, который застилал кровать.

– Давай быстрее, – буркнул тот чрез плечо, – нам пора строиться.

– Какое еще построение?

– На линейку, – подоспел с ответом Шурик.

– Мы же не в школе. Какая еще, к черту, линейка?

– Платон, мы живем здесь по строгому расписанию. Ты привыкнешь, а пока давай быстрее умывайся. Я помогу тебе застелить постель.

– Нечего ему помогать! – прикрикнул Петрович. – Пусть сам справляется.

Платон ничего не ответил. Он открутил до упора кран и опустил под холодную струю ожог. Ему сразу стало намного легче, пульсирующая боль пропала. Когда Платон вернулся, Шура уже застелил кровать. Он дружелюбно улыбнулся Платону и подошел к черте на полу. У черты были деления – всего четыре. Видимо, по одному для каждого.

– Давай быстрее! – скомандовал Петрович.

Платон послушно подошел к нужному ему отрезку и встал так же, как и остальные, на нарисованные контуры пяток. Буквально через двадцать секунд снаружи стали отпирать. Замочные механизмы заскрипели, залязгали и принялись с натугой проворачиваться один за другим – щелк, щелк, щелк! Когда железная дверь открылась, в камеру зашел санитар с комично острым лицом. Нос его был как клюв – тонкий и завернутый вниз, а глазки маленькие, как у молочного поросенка, и к тому же злые. Санитар сперва заторопился осматривать, насколько хорошо застелены кровати. Затем он подошел к Платону, да так близко, что тот машинально отступил. Санитар тут же опустил голову вниз и посмотрел на черту.