Ник Никсон - Неокортекс

– Ясон, – обратился Тетерин. – Думаю, мы можем заканчивать.

– Леон, Густав, давайте, – приказал Ясон.

Леон и Густав, два французских бродяги, как называл их Ясон – не братья, как Хакас и Марик, хотя иногда казалось, что они близнецы. Ребята честные, профессионалы своего дела.

Парни встали по обе сторону от тела, взяли в руки ремни, привязанные к свертку. Потянули на себя.

Хакас внезапно схватил тело брата и не позволил сдвинуть его с места.

– Хакас, нам нужно это сделать, – сказал Ясон.

Хакас молчал, положив голову погибшему брату на грудь.

Надежда Вершинина вспорхнула с места. Опыта в перемещении по поверхности у нее было не много. Высоко подпрыгнув, она не удержала равновесие, приземлилась на колени. Ясон протянул ей руку, но она поднялась сама.

– Артур, другого пути нет, – обратился Тетерин к Хакасу. Следом глянул на ребят и кивнул им. В его жесте читался приказ – сделать через силу.

Зная характер Хакаса, Густав и Леон решили не рисковать. Тадлис тоже помалкивал.

Вершинина присела на колени рядом с Хакасом и обняла его за плечи.

Ясон не знал, о чем они говорили, но это продолжалось недолго. Затем они встали и вместе пошли к лифтовой площадке.

Ребята оттащили Марика к пологому спуску, толкнули к краю обрыва. Белый сверток скользнул по серому льду и скрылся в темноте расщелины.

***

– Не стесняйтесь, тут сторожевых псов нет, – Егерь закрыл внешние ворота.

Они оказались в шлюзовой камере размером с небольшой холл в мотеле. У стен шкафы со скафандрами, баллонами и аварийными масками. Здесь же можно было заменить ЖКД.

База была совсем не похожа на станцию Зимовье. Невысокие решетчатые потолки, узкие проходы, стены из сборных перегородок – в черно-белой расцветке. На них хаотично висят фотографии, некоторые и вовсе к верх ногами. На одной Илья узнал Веру Голубеву и врача экипажа Надежду Вершинину. На другой запечатлена буровая бригада, на следующей вся миссия в полном составе за накрытым новогодним столом.

– Прикинь, все это вырубили в скале, – нашептывал Платон Илье. – Лед выгребли, уложили вакуумную оболочку из мягкого тетрапластика. Гнется как бумага, но ее и бритвой не возьмёшь. Укрепили каркасом, накачали воздухом. Чпок – она все ниши заполнила. Вот тебе и шар воздушный. Круто, блин.

Идею использовать толщу льда, как щит от радиации предложил Томаш Янцыч. Не нужно было готовить на Земле габаритные и тяжелые модули, спускать их на поверхность, стыковать. Все что было необходимо – выбрать удачную расщелину, опуститься на семьдесят метров вниз и углубиться в лед. Ранее Илья не придавал этому факту большого значения пока не увидел результаты. Они и впрямь поражали воображение. Работа проделана колоссальная. Особенно его заставил понервничать лифт, на котором они спустились в расщелину с поверхности. Закрепленная на стальных тросах открытая площадка с невысокими перилами ехала непростительно долго и постоянно раскачивалась. Илья смотрел перед собой – в отвесную стену темного, почти черного льда, на который миллиарды лет не падал свет. Под решетчатым полом черным-черно хоть глаз коли – совершенно не понять, как глубока расщелина. Егерь сказал, что около двухсот метров и, если посвятить прожектором, можно разглядеть дно.

– Глянь, красота какая.

Да, разве можно Егерю верить на слово? А вдруг там двести километров? Вдруг на дне живет трехголовое чудище, которое только и ждет глупца, осмелевшего взглянуть на него. Утащит в бездну и каюк.

Вздор, конечно. Не может быть тут никаких чудищ. Вот только когда стоишь там, в окружении исполинских ледяных стен, под гнетом убийственного холода, страшнейшей радиации и почти нулевого давления, от которых тебя защищает только небольшой слой ткани скафандра – мысль о всяких подледных чудищах уже не кажется абсурдной.

Егерь вручил Илье и Платону «тапочки». Так тут называли магнитные накладки на обувь. Весь пол состоял из листов металлической сетки. При хождении тапочки притягивались к полу. В момент отжима стопы питание отключалось – тем самым создавалась иллюзия земной гравитации. На деле же идти было страшно неудобно. Тапочки то притягивались намертво, когда нужно переставить ногу, то, наоборот, отлипали в самый неподходящий момент. Илья и Платон напоминали охотников, рыщущих в болотных топях.

– Привыкните.

Егерь катил за собой тележку с главным грузом прибывшего корабля – подводным роботом «Дельфин». Платон подталкивал сзади. Тележка качалась и кренилась. Илья поддерживал Дельфина сбоку. Хватило бы и одного неудачного падения, чтобы трехлетний результат работы Ильи пошел насмарку.

Первый проект подводного исследовательского аппарата был намного меньше и проще. Но Томаша Янцыча постоянно что-то не устраивало – то низкая скорость, то маломощная антенна, то приборов мало навешали. Работа затянулась. Илья не смог закончить Дельфина до старта миссии. Тогда и решили отправить позже отдельную «посылку».

– Есть тут кто живой? – крикнул Егерь.

Эха почти не было. Значит место обжитое.

Проходя мимо комнаты отдыха, Илья заметил внутри столы для бильярда и пинг-понга. Вентиляционные насосы, поскрипывая, разгоняли запахи от недавнего приема пищи. В рабочей зоне на кабинетах висели таблички без надписей.

Внезапно перед ними выскочило нечто похожее на обезьяну и пронзительно заорало.

Илья чуть не решился рассудка от неожиданности.

– Ах ты маленький засранец, – громко взвизгнул Егерь, оглушив всех повторно. Испугался здоровяк не меньше остальных.

Мальчик лет одиннадцати стоял напротив и корчил рожи. Егерь бросился к нему. Ребенок подпрыгнул на полтора метра и, оттолкнувшись от стены, спикировал в сторону, как цирковой акробат. Неповоротливый Егерь успел схватить только воздух.

Мальчик уже сидел в позе кузнечика у него за спиной и хихикал.

– Испугался Барабас, одинокий Карабас. Толстый жирный Карабас, бородатый Барабас.

– Я тебе язык оторву.

Они рванули в ближайший коридор. Было слышно только удаляющиеся крики Егеря и хохот мальчика.

– Чуть не обгадился, – сказал Платон, усмехнувшись.

– Как вообще разрешили детей сюда притащить?

– Здравствуйте, с прибытием, – сказал женский голос за спиной.

Увидев Веру, Илья чуть не подавился. В жизни она жилистей и выше ростом, чем он представлял. Ее глаза, прикрытые легкими очками, были цвета полированного янтаря, и смотрели будто сквозь ребят.

– День добрый, а мы думали тут никого, – сказал Платон.

Илья сгорал от стыда. Выговорил губами слово «здравствуйте», но не был уверен, что произнес его.

– День сегодня не добрый. А Егерь где?

– Он в туалет побежал, приспичило. Скоро вернется. Я Платон. Это Илья. Мы почти познакомились тогда, по радио.