Айзек Азимов - ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести)

— Эксплуатируем!

— Нельзя думать о будущем так, словно все мы бредем по колено в грязи. — Он коротко рассмеялся, держа руки на руле. — Какая чудесная погода. Мне кое-что пришло в голову… В воскресенье я играю в городе в крикет, может, ты хочешь посмотреть игру? А потом мы можем пойти куда-нибудь выпить чаю.

События, дети, будущее.

На следующее утро пришло письмо от Джейн, ее пятилетней дочери, и письмо это заставило Жанет задуматься. В нем было всего несколько слов: «Дорогая мамочка! Спасибо за кукол. Крепко целую. Джейн». Жанет знала, сколько усилий кроется за буквами высотой в дюйм. Долго ли дети будут лишены дома и ее заботы?

Одновременно она вспомнила смутные мысли предыдущего вечера: если бы возникло «что-то» между ней и Стекпулом, лучше, чтобы детей здесь не было, просто потому, что, как она сейчас поняла, их отсутствие явилось бы им обоим на руку. Тогда она думала не о детях, а о Стекпуле, который, впрочем, оказался неожиданно нежен, но, в сущности, не привлекал ее.

«И еще одна глубоко аморальная мысль, — угрюмо шепнула она сама себе, — а кто у меня есть еще, кроме Стекпула?»

Она знала, что муж находится в кабинете. Было холодно, слишком холодно и сыро, чтобы он мог совершить свою ежедневную прогулку по саду. Она понимала, что Джек все более изолируется от мира, хотела ему помочь, боялась, что он падет жертвой этой изоляции, и не желала этого, мечтая жить полной жизнью. Жанет выпустила письмо, прижала руки ко лбу и закрыла глаза, чувствуя, как в мозгу ее клубятся все будущие возможности, а возможные поступки стираются и взаимно уничтожаются.

Она стояла как вкопанная, когда в комнату вошла свекровь.

— Я ищу тебя везде, — сказала она. — Я чувствую, детка, что ты очень несчастна.

— Мама, люди обычно скрывают свои страдания.

— От меня тебе не нужно ничего скрывать — да ты и не сможешь.

— Но я ничего не знаю о твоих страданиях, а в этом случае мы обе должны все о себе знать. Почему мы так ужасно скрытны? Чего боимся — жалости или насмешек?

— Может быть, помощи?

— Помощи! Возможно, ты права… Это очень неприятно.

Они стояли, глядя друг на друга, пока мать Джека не сказала:

— Мы редко разговариваем так откровенно, Жанет.

— Да, это так.

Она охотно сказала бы больше. Незнакомому человеку, случайно встреченному в поезде, она, наверное, рассказала бы о себе все, но сейчас не могла выдавить ни слова.

Чувствуя, что ничего больше не услышит, старшая миссис Вестермарк продолжала:

— Я хотела сказать тебе, что, может, детям лучше пока не возвращаться сюда? Если ты хочешь поехать увидеться с ними и остаться у родителей на недельку, я могу заняться здесь хозяйством. Не думаю, чтобы Джек захотел встретиться с детьми.

— Это очень мило с твоей стороны, мама. Я еще подумаю. Я обещала Клему… то есть сказала мистеру Стекпулу, что завтра, возможно, пойду смотреть матч в крикет, в котором он участвует. Конечно, это не так уж важно, но все-таки я обещала… Во всяком случае, я могу поехать к детям в понедельник, если здесь останешься ты.

— Есть еще масса времени, если ты решишь поехать сегодня. Я уверена, что мистер Стекпул тебя поймет.

— Лучше отложу это до понедельника, — ответила Жанет довольно холодно, начиная понимать, какие мотивы руководят поступками свекрови.

На что не осмелилось «Научное обозрение».

Джек Вестермарк отложил «Американское Научное Обозрение» и уставился на поверхность стола. Потом приложил руку к груди и проверил, как бьется его сердце. В журнале имелась статья о нем, иллюстрированная снимками, сделанными в Институте Психики. Эта продуманная статья совершенно отличалась от сенсационных и недалеких сообщений прессы, описывающих Вестермарка как «человека, который более, чем Эйнштейн, развалил наше понимание Вселенной». По этой же причине она была большей сенсацией и затрагивала некоторые аспекты вопроса, которых сам Вестермарк еще не принял во внимание.

Размышляя над выводами статьи, он отдыхал после усилий, каких здесь, на Земле, требовало от него чтение, а Стекпул сидел у камина, куря сигару и ожидая, когда Вестермарк будет готов диктовать. Обычное, чтение журнала вырастало до размеров подвига в пространстве-времени и требовало сотрудничества и договоренности. Стекпул через определенные промежутки времени переворачивал страницы, а Вестермарк читал, когда они лежали перед ним неподвижно. Сам он не мог их переворачивать, поскольку в своем узком отрезке пространства—времени они в данную минуту не переворачивались, для его пальцев их словно покрывала стеклянистая пленка, что было оптическим явлением, представляющим непобедимую космическую инерцию.

Инерция эта придавала особенный блеск и поверхности стола, в которую Вестермарк вглядывался, обдумывая тезисы статьи из «Научного Обозрения».

Автор статьи начал с перечисления фактов, после чего отметил, что они указывают на существование «локальных времен» в разных точках Вселенной; если это так на самом деле, можно ожидать нового объяснения явления разбегания галактик, а также расхождений в оценке возраста Вселенной (и разумеется, степени ее сложности). Затем автор занялся проблемой, волновавшей и других ученых, — а именно, почему Вестермарк потерял земное время на Марсе, но не утратил марсианского времени по возвращении на Землю. Факт этот, более чем что-либо иное, указывал на то, что «локальные времена» действуют не механически, а — по крайней мере до некоторой степени — психо-биологически.

На поверхности стола, как на экране, Вестермарк увидел себя в момент, когда его просят вновь полететь на Марс, принять участие во второй экспедиции на эту планету ржавых песков, где структура пространства-времени каким-то таинственным и несокрушимым способом опережает земную норму на 3,3077 минуты. Передвинулись бы его внутренние часы еще раз вперед? И что стало бы со сверканием, окружающим все на Земле? И какие были бы результаты постепенного освобождения от железных законов, по которым жило человечество от своего давнего, плейстоценового детства?

Нетерпеливо унесся он мыслями в будущее, представляя себе день, в котором Земля станет вместилищем множества «локальных времен», результатом многочисленных путешествий в бескрайний космос (эта бескрайность продолжается и во времени) и эта малопонятная концепция (Мактаггарт вообще выражал сомнение в ее реальности) войдет в сферу возможностей понимания человека. Таким образом человечество решило бы главную тайну бытия: возможность понять направление развития жизни, подобно тому, как сон развивается в первичных границах разума.

Да, но… разве этот день не уничтожит одновременно локальное земное время? И именно он, Вестермарк, это начал. Есть только одно объяснение: «локальное время» не является творением планетарных сил — автор статьи в «Научном Обозрении» не решился зайти так далеко. «Локальное время» — создание исключительно человеческой психики. Это загадочное, таинственное создание, которое может придерживаться определенного, строго рассчитанного времени, даже когда человек лежит без сознания, пока является провинциалом, но из него можно будет воспитать гражданина Вселенной. Вестермарк понял, что является первым представителем нового вида, которого еще несколько месяцев назад не придумал бы никто, даже наделенный самой буйной фантазией. Он независим от врага, более, чем смерть, угрожающего современному человеку: от Времени. В нем зреют совершенно новые возможности. На сцену вышел Сверхчеловек.