София Протосовицкая - Избранные. Мистический детектив

Снова на берегу. Одна головка стала черной, волосы рваными прядями падают на лицо, вокруг вьётся дымок сигареты. Девочки держат что-то в ладонях: тоненькое, серебристо мерцающее. Две цепочки, на каждой – кулон, формой похожий на изогнутый лепесток. Соединяясь вместе, лепестки образуют сердце. Я в твоём сердце, ты в моём. Теперь рисунок и надпись обретают смысл. Значит, вторая половинка была у Дианы.

– О чем вы говорили, когда Диана пришла к тебе в тот день, незадолго до смерти?

Ее взгляд стекленеет, лицо застывает. Как будто захлопнулась дверь.

– Она ко мне не приходила.

А я говорила тебе, какой он. Говорила, что он тебя не стоит. Парням нельзя верить. Почему ты меня не послушала? Вот и плачь теперь.

– Она плакала?

Ты клялась, что мы всегда будем вместе. Нам было так хорошо вдвоём. А потом променяла меня на него. Зачем ты так сделала, ты же знала, что я тебя люблю.

– Что было потом, Яна? Что ты сделала?

Ты говорила: плевать на глупые правила. Для любви нет границ. Пусть хоть весь мир будет против нас. Ты меня предала, но я прощаю тебя. Теперь все будет как раньше.

Яна начинает сонно покачиваться, полузакрыв глаза. Она молчит, но я и так все вижу: объятия и поцелуи, неловкую сцену, когда Диана отталкивает её и отворачивается, сжатые кулаки, с трудом сдерживаемые слёзы; я чувствую ее стыд, жгучую обиду, ярость, боль.

– Потом ты пошла проводить ее до трассы короткой дорогой через лес. Она решила уехать, поймать попутку, так? К каким-то родственникам. Не хотела домой, потому что там пьяная мать. Вы шли, разговаривали, потом Диана сказала что-то обидное. Например, что детские клятвы – это глупость, нельзя же всерьёз в них верить, пора уже повзрослеть. Я права, Яна? Так все было?

Яна отрицательно качает головой.

Вы ничего не знаете. Ничего не докажете. У полиции нет ни одной улики.

Сквозь сонную маску проступает её другое, истинное лицо, с каждым мигом всё отчетливее. Я вижу настоящую Яну: развращённую, циничную, торжествующую. Она не сожалеет о том, что сделала, она гордится тем, что переступила границу, установленную ненавистным миром.

Демоны вырвались на свободу, пустились в пляс, скалятся, хохочут, ликуют. Должно быть, психиатры называют это безумием. Я называю иначе.

Не знаю, чего во мне больше – отвращения или жалости. Она убийца, но она и жертва. Её никто никогда не любил, кроме бедной Дианы.

– Знаешь, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, мне тоже приходилось несладко. Отец пил, а мачеха надо мной издевалась. Помнишь сказки про злую мачеху? Вот у меня было почти так же, только хуже. Она даже упекла меня однажды в эту самую больницу, представляешь? Я провела здесь несколько месяцев, в этом корпусе, на втором этаже. Может быть, в той же самой палате, в которой ты сейчас лежишь.

Рот Яны приоткрывается от удивления.

– Было одно место, где я могла спрятаться – у бабушки, папиной мамы. Она одна относилась ко мне хорошо. Когда делалось совсем невмоготу, я приходила к ней. Ее дом был единственным местом на земле, где я чувствовала себя в безопасности. Где мне ничто не угрожало. Где меня не могли оскорбить или ударить.

– У меня тоже есть бабушка, – шепчет Яна. – Хоть она мне и не родная. Когда мне плохо, я прихожу к ней. Делаю уроки или смотрю телевизор. Она меня не прогоняет.

– Она живет недалеко от школы? В доме с зеленым забором?

– Да, а откуда вы знаете?

Откуда? Да просто я увидела его твоими глазами и сразу узнала. Ведь и я когда-то ходила из школы той же дорогой. Дом казался мне таинственным и необитаемым, потому что утопал в непролазных зарослях. Он всплыл в памяти во всех деталях, с тусклыми темными окнами, покосившейся пристройкой и черной дырой чердачного окна.

– А еще я устроила в бабушкином доме тайник для сокровищ. На чердаке.

Такое вот совпадение. Ее глаза на миг удивленно расширяются, затем снова стеклянеют. Девочка хорошо соображает и быстро реагирует, несмотря на лекарства, которыми ее напичкали.

– Ты спрятала вещи на чердаке, да, Яна? Зачем они тебе понадобились? Ты ведь все равно не сможешь их носить.

– Я хочу спать…

Она встает, поворачивается ко мне спиной и нетвердой походкой направляется к выходу.

– Ты хорошо откормила своих демонов, Яна, – говорю я ей вслед. – Таких жирных демонов я давно не встречала.

У меня остаётся лишь одно последнее дело. Я петляю меж оградок, приветствуя знакомые с детства лица. Чувствую себя так, будто пришла навестить старых друзей. На бабушкиной могилке мир и покой. Там, где она сейчас, ей хорошо, и место это очень далеко. Поэтому я не задерживаюсь здесь надолго и иду в другую часть кладбища.

С овальной фотографии улыбается милое полудетское лицо в нимбе пушистых волос. Это то, что я вижу правым глазом. К счастью, земля еще не успела промёрзнуть. Рукой в перчатке я выкапываю рядом с надгробием небольшую ямку, кладу туда цепочку с кулоном и аккуратно придавливаю землёй. Возвращаю украденное. У мертвых свои причуды.

– Вот твой кулон, Диана. И не переживай за подругу. Если даже правда и выйдет наружу… Яну в любом случае признают невменяемой.

Девушка, которую видит мой левый глаз, проводит рукой по шее, тоненькая цепочка вспыхивает серебристым блеском.

Какое это счастье и какая мука: вернуться в свой худший кошмар, зная, что он не властен над тобой. Вернуться свободным, зная, что в любой момент можешь сорваться с места. Чтобы побросать в сумку пожитки, требуется лишь несколько минут. И вот я уже сижу в автобусе, который увозит меня прочь от города. Чем дальше – тем легче мне дышится.

В пути меня настигает звонок: Ершов. Яна сбежала из больницы сразу после разговора со мной. Из больницы позвонили ее матери, а та – следователю, причем кричала так, будто речь не о девочке-подростке, а об опасном маньяке. О чем я говорила с Яной и зачем, черт побери, меня туда понесло?

– Я, кажется, знаю, почему она сбежала. И знаю, где она спрятала вещи.

– Какие вещи?

Я рассказываю о тайнике на чердаке, но умалчиваю о том, что уже побывала там и взяла кулон: он лежал в кармане розового рюкзачка. Не знаю, верит мне Ершов или нет. Если им повезёт, Яну поймают, когда она будет перепрятывать вещи. Она ведь поняла, что мне известно про её тайник. А мне до этого нет больше дела.

Я всегда обожала детективы. В детективных романах смерть – не трагедия, а часть головоломки. Убийца всегда будет найден, справедливость восторжествует. В жизни всё иначе. Я не испытываю радости, разгадав головоломку. Зло нельзя победить. Можно лишь заглянуть ему в глаза, погрузиться в самый мрак, на самое дно, оттолкнуться от него и всплыть на поверхность, задыхаясь и жадно глотая воздух.

Я достаю из сумки тетрадку, бережно листаю, перечитываю и пересматриваю. Чистых страниц осталось совсем мало. Чувствую себя осиротевшей, словно потеряла кого-то родного и близкого. Поддавшись внезапному импульсу, пишу: «Где ты?»