Рэй Брэдбери - ФАТА-МОРГАНА 4 (Фантастические рассказы и повести)

— Вы считаете, что она могла бы мне подойти?

— Конечно, сэр!

— Да, этот образец очень недурен.

— Один из наших лучших образцов такого типа. Он великолепен, не так ли? Мужчина чувствует гордость, когда пользуется подобными образцами. Это творения истинного мастера. Прелесть.

— Да, конечно. «Польская Сосиска»…

— Сэр, могу ли я вас измерить, чтобы подобрать одну?

— Я не знаю, я хочу сказать, я — то еще не видел другие. Как вы думаете, могу я взглянуть на другие образцы? Возможно, это поможет мне принять окончательное решение.

— Ну, конечно, сэр. Кейрис, принеси образцы.

— В очень любезны.

— Богатейший выбор, сэр. «Специальный Корень Мандрагоры», в красной оболочке с массой дополнительных приспособлений. Вероятно, это лучшее, что у нас есть. И никогда не насаживает криво. Ручная отделка — чудо мастерства. Нет! Это подлинное произведение искусства!

— Я чувствую, что он принесет мне счастье.

— Да, сэр, вы будете с ним счастливы. Сколько возможно. Я могу лично вас в этом заверить. Он будет служить вам долго, а если вы будете за ним ухаживать, он подарит вам годы нет, целую жизнь — наслаждений. Только приносите его нам раз в месяц на проверку, и если что-нибудь будет не так — даже самая маленькая неисправность — мы устраним ее бесплатно, а в случае более серьезных неполадок полностью заменим. Как «Зиппо».

— «Зиппо»?

— Это сигаретная зажигалка, сэр. Как и наш «Корень Мандрагоры», она очень интенсивно эксплуатируется.

— А-а… Видите ли, я слишком молод, чтобы курить. Пожалуй, я возьму этот образец прямо сейчас,

— Да, сэр, так, наверное, будет лучше всего. Тогда, я полагаю, мы с вами закончили. К нашему образцу мы прилагаем смазку, запасные винты, прокладки, а также инструкции по чистке, уходу, мелкому ремонту и креплению. И конечно же, обычные рекомендации по наиболее эффективному использованию. Вашим родителям будет выслан счет на сумму пять долларов и семь центов. И если вы не возражаете, сэр, я хотел бы добавить, что, на мой взгляд, родители будут очень довольны вашим выбором, честное слово.

— Я тоже на это надеюсь. Еще раз огромное спасибо вам за совет. Вы мне очень помогли.

— Это моя работа, сэр. Даже больше, чем работа. Этой мой долг. Кейрис! Мой ассистент вас проводит, он знает кратчайшую дорогу к выходу. На пути вам попадутся винный отдел и табачная лавка, и по-моему, вам стоит сделать покупки и там и там, пока мы не закрылись.

— Возможно, я так и сделаю.

— Мне было приятно вас обслужить, сэр.

— Благодарю вас. Я верю, что сегодня вы сделали меня самым счастливым мужчиной на свете.

— Надеюсь, сэр. Мы всегда делаем все возможное.

(Перевод с англ. Молокин А., Терехина Л.)

Воскресенье, так похожее на все другие воскресенья: облака свисают с неба, словно чудовищные зобы или двойные подбородки, небо жадно и шумно всасывает воздух. Небо ступает по траве — начинается дождь.

К тому времени, когда они встали, дети уже успели позавтракать.

В домашнем халате (в коричневую клетку, фирмы «Нейман Маркус») и шлепанцах (в серую клетку, фирмы «Пэнниз») мистер Мо вошел в гостиную (он выглядел как викинг, сходящий с корабля на причал). Входя в комнату, он отшвырнул ногой разбросанные по полу кости, заметив на них следы зубов.

— Проклятие! — произнес он наконец, стоя в центре комнаты и качая большой, все еще дремлющей головой. Он был похож на медведя после зимней спячки.

— Дети, я хочу, чтобы вы поняли, как сложно в наше время нанять хорошую прислугу, а скоро это станет и вовсе невозможным. Вы сознаете, что расходуете прислугу со страшной быстротой, вы отдаете себе отчет в том, что это уже в третий раз в этом месяце? Дети мои, Бэффорд Хиллз скоро останется совсем без прислуги.

После этого, ввиду того что его монолог был окончен, сказать больше было нечего, часы показывали девять утра, а он походил на викинга, он повторил:

— Проклятие.

— Мы очень виноваты, отец, — ответил Том, его старший.

Струйка крови сбежала у него по подбородку и закапала на Тонто. Маленький Джим, который всегда ел мало, сидел под кофейным столиком и глодал кость.

— Но мы были голодны, страшно голодны. И устали ждать, пока вы с мамой проснетесь.

Мистер Мо в сонной задумчивости потер покрытые щетиной щеку и подбородок, потом вяло уронил руку, расчесанную до красных волдырей.

— Ну, это можно понять, — сказал он. — Но уберите это кошмарное месиво до того, как проснется мать.

Будучи примерными детьми (можно себе представить эту лающую, визжащую и все пожирающую свору), они принялись за работу — сваливали кости на красную тачку, оттирали кровь обескровником. Тим, младшенький, забился в угол, сжимая в ручонках окровавленные полотенца, и каждый раз, когда кто-нибудь пытался забрать одно из них, щелкал зубами.

Мистер Мо трижды оглянулся, прежде чем скрылся за дверью спальни. Книга, которую читала жена прошлым вечером, лежала на кровати раскрытой с разорванной обложкой. Это были еврейские и китайские рассказы о мужском и женском начале. Но жены нигде не было видно. Он прошелся по комнате, открыл шторы и двери, забрался на стул, чтобы заглянуть в осветительный плафон (горный король на груде растерзанных тел, последняя живая циклопическая муха уставилась на него, а потом призывно помахала одной из реснитчатых лапок). Наконец со своего возвышения он заметил изящную ножку и понял, что она спит под подушкой. Он ринулся со своего постамента и с криками: «Хэй» и «Ага»! обрушился на постель.

Он нагнулся и поднял подушку.

— Дети съели прислугу, — сказал он и бросил подушку на прежнее место.

Несколько минут он ждал реакции на свои слова, потом стал заваливаться на бок и упал на пол. Жена лениво потянулась и нехотя перевернулась на спину.

— Бедная Гризельда, — сказала она, глядя в подвесной потолок с маленькими звукопоглощающими дырочками.

— Нет, дорогая. Гризельду они съели на прошлой неделе. А сегодня это была Ольга.

— Бедная Ольга, — она натянула на себя покрывало, и он услышал, как она плачет в своей темной теплой пещере. Он зарылся головой в подушку, потом встал и пошел в туалетную комнату, дверь которой была призывно распахнута (в полутьме смутно маячили неровные ряды белых коробок на верхних полках, под ними на перекладине висело на прищепках белье). Он проворно протянул руку и тут же отдернул ее — прищепки щелкнули, крючок со звоном вылетел из связки, которую он держал в руке. Набравшись мужества, он запустил руку в коробку и извлек из нее белоснежную рубашку. Он начал одеваться по диагонали, начав с левого импортного носка с часовым механизмом и закончив наручником на правом запястье. Его костюм завершил панцирь слоновой черепахи.