Морье Дю - Голодная Гора

- Да, маменька.

- Смотри, как следует, за своим сыном. Я вот не обращала на Джонни должного внимания. - Она сидела, обратив на Генри испуганные зеленые глаза. - Ты понимаешь, я никак не могу этого забыть, потому и хожу в казино. Нужно ведь чем-то заниматься. Джон был так дорог мне, я имею в виду твоего отца он был такой ласковый, такой добрый. Он все понимал. Я чувствовала себя такой потерянной, когда его не стало, такой одинокой. Вы были еще маленькие, когда он умер. Иногда мне кажется, было бы лучше, если бы я снова вышла замуж. - Она улыбнулась и провела рукой по волосам. - Какая я глупая, сказала она, - болтаю, словно старая старуха. Вот что я тебе скажу, Генри: будь я проклята, если позволю им отобрать у меня деньги, даже если у них теперь какая-то новая система. Я им покажу, как надо играть в рулетку. Уж этим-то не удастся меня провести, как это сделали в казино.

Вошла сиделка и встала около кровати.

- Ну же, миссис Бродрик, - сказала она, - мы с вами не должны забывать, что нас жде приятная тепленькая ванна, верно?

Фанни-Роза подмигнула Генри.

- Вот глупая, - прошептала она, - обращается со мной, словно с ребенком. Впрочем, какая разница, если ее это забавляет.

Генри поцеловал мать, прикснувшись губами к ее голове. Он понимал, что больше никогда ее не увидит.

- Спокойной ночи, родная, спите сладко, - проговорил он. Она на секунду прижалась к нему, а потом рассмеялась и отпустила.

- Жизнь такая забавная штука, Генри, - сказала Фанни-Роза. - Не надо быть таким серьезным, мой мальчик. И не надо слишком много думать, это никому еще не приносило пользы.

Она проводила его глазами, когда он выходил из комнаты. Доктор все еще ждал его у двери.

- Вы же видите, она чувствует себя прекрасно, начинает привыкать. Вам совершенно не о чем беспокоиться. Насколько я понимаю, миссис Прайс, помимо всего прочего, договорилась о некоторых дополнительных удобствах, которые будут ей предоставлены.

- Благодарю вас, - сказал Генри. - Благодарю вас... вы правы.

Он пожал доктору руку и вышел, взяв свою шляпу и трость. Спустившись по ступенькам, он сел в стоявший у подъезда фиакр, там, на заднем сиденье, его ожидала Аделина Прайс.

- Второй фиакр я отпустила, - сказала она. - Какой смысл платить за два экипажа? Ну как, все в порядке?

- Да, - сказал он. - По-моему, все хорошо.

Кучер стегнул лошадь. Они поехали прочь по длинной темной аллее.

- Вы, наверное, очень устали, - сказал Генри.

- Нисколько. Правда, я не прочь пообедать. И вы, наверное, тоже.

Фиакр свернул и выехал на дорогу. Тяжелые ворота захлопнулись за ними.

- Я все думала, пока сидела, ожидая вас, - проговорила Аделина Прайс, не могу ли я еще чем-нибудь вам помочь? Что вы собираетесь делать дальше? Каковы ваши планы?

Генри обернулся к ней в темноте кареты.

- Что делать? - устало спросил он. - Да ничего. Какие у меня могут быть планы?

Лошадь резво бежала по булыжной мостовой. Кучер щелкал бичом. Вдалеке плескались о берег волны. Он думал о долгом пути домой - сначала поезд, потом переезд через Ламанш, дом на Ланкастер-Гейт, Молли, Кити, Хэл и маленькая Лизет. Он чувствовал себя бесконечно одиноким и усталым.

- Как вы думаете, - медленно проговорил он, - могли бы вы выйти за меня замуж?

КНИГА ПЯТАЯ

ХЭЛ 1874-1895

1

Самое лучшее, что есть в Итоне, думал Хэл, это то, что к тебе никто не пристает. Можно проволынить целый день, делая только самый необходимый минимум работы, и никто тобой даже не поинтересуется. Существуют, конечно, бесчисленные правила и расписание - в такие-то часы ты должен находиться в определенном месте, но все-таки, несмотря на это, ты располагаешь свободой, и это приятно. Можно уйти гулять, и никто тебя не спросит, куда ты направляешься. И в комнате он живет один, это, пожалуй, самое приятное из всего. На стенах висят две-три картины, подписанные в уголке его инициалами: Х.Е.Л.Б. Один из его товарищей спросил, кто рисовал эти картины, и Хэл тут же соврал, сказав, что художник - его дядя, который уже умер. Ему казалось, что картины недостаточно хороши и поэтому ему не хотелось признавать их своими. Но когда по вечерам он оставался один у себя в комнате, то частенько брал свечу и рассматривал их с тайной гордостью. Эти картины - его произведение, нечто, созданное его собственными руками, и поэтому они ему нравились. Когда-нибудь он напишет такие картины, которые можно будет показывать всем, но пока это время не наступило, лучше пусть никто не знает, чем он занимается, а то еще станут смеяться и ничего не поймут. Вот мама никогда не смеялась. Она все понимала. А теперь, когда ее с ними нет, он хочет, чтобы ее место занял отец, чтобы все, чего ему, Хэлу, удастся добиться, было отцу подарком, предметом гордости и счастья. Если в него будет верить отец, у него появится уверенность в своих силах. Беда только в том, что он перед отцом робеет. Они могут часами сидеть вдвоем в гостиной лондонского дома - отец читает "Таймс", а Хэл просто сидит, уставившись на носки своих башмаков. Если же им случалось разговаривать, отец принимал какой-то шутливо-добродушный тон - так взрослые частенько разговаривают с детьми и собаками: потреплют по головке, скажут: "Хороший песик" и тут же забудут. Иногда отец спрашивал: "Ну как твои картины, Хэл?", стараясь казаться заинтересованным, но, поскольку интерес этот был явно притворен, и вообще ответить на такой вопрос было невозможно, Хэл говорил: "Ничего, спасибо", и снова замолкал, чувствуя себя полным дураком. Отец, бывало, помолчит минуту-другую, ожидая более вразумительного ответа, а потом снова возьмется за газету или станет говорить о другом.

Весенние каникулы пришлись на начало марта, как раз когда отец обещал вернуться домой из Франции. Он отсутствовал почти два месяца.

- Папа приезжает сегодня вечером, - сообщила Молли, которая встречала Хэла на вокзале вместе с Кити, мисс Фрост и маленькой Лизет, - и с ним приезжает кто-то еще, он не сказал, кто. Все очень таинственно. Даже мисс Фрост ничего не знает. Я думала, что это бабушка, но мисс Фрост говорит, что нет, ведь папа писал в последнем письме, что она больна.

- Это, должно быть, очень важная персона, - заметила Кити, - ей или ему отвели большую комнату рядом с папиной. Как бы я хотела, чтобы это были дядя Том или тетя Хариет. Мы так ужасно давно их не видели.

- Во всяком случае, я надеюсь, что она проживет у нас недолго, сказала Молли. - Ведь нам придется вести себя за столом церемонно и говорить всякие любезности. Хэл, ты стал совсем большой, тебе надо будет сшить фрак. А какой худой, прямо ужас.

- Это потому, что в Итоне нет Фрости, которая заставляет меня есть яблоки в тесте, - улыбнулся Хэл. - У нас там никто не обращает внимания на то, что мы едим.

- Возможно, это и так, однако я надеюсь, что ты не прячешь еду за щекой, с тем чтобы выплюнуть ее, как только выйдешь за дверь. Дома ведь ты постоянно это делаешь, - сказала мисс Фрост. - В Итоне надо вести себя как следует.