Павел Парфин - «Полонез». Книга фантастики

Дик тоже не справился с управлением, положил «Харлей» на бок, мотоцикл упал, вращая вокруг своей оси, его по инерции протащило несколько метров вперед – и все замерло.

Круг замкнулся, обреченно подумал Дик и, оставив Нею лежать бездыханной на мостовой, кинулся к джипу. На бегу Дик пригнулся, выхватил из-за голенища сапога нож, с которым теперь снова не расставался, – нож блеснул в свете фонарей холодным жалом. Дик вспомнил: у него был еще пистолет, но он решил обойтись без него – с ножом сподручней.

Дик подскочил к машине со стороны водителя и что есть мочи рванул на себя дверцу… За рулем сидел он. Тот, кто выстрелил в его мечту. А рядом сидела та, кого он столько напрасно искал… От неожиданности Дик опешил. Он не верил своим глазам: в джипе были Берроуз и Ворскли.

Однако оцепенение длилось лишь миг. В следующее мгновенье Дик приставил нож к горлу Берроуза

– Я убью тебя, сука! Ты испортил мне жизнь!

– У тебя еще его пистолет, – внезапно хладнокровно напомнила Ворскли.

– Да пошла ты!.. – Дик хотел еще что-то сказать, но вдруг почувствовал, как немеет сердце и мутнеет взгляд. – Чертова слабость. За что мне все это?

Ворскли взяла Дика за руку с ножом и отвела в сторону.

– Не надо, Дик, он не заслужил смерть от тебя.

Берроуз обмер, вжавшись в спинку кресла; с немым ужасом он таращился на Дика, готового в любой момент перерезать ему горло. Ворскли погладила Берроуза по дрожащей руке и поцеловала его в мокрый, покрытый испариной лоб, из которого тонкой струйкой сочилась кровь. Она вынула из сумочки носовой платок и промокнула кровь.

– Спокойно, малыш, ты слишком близко все принимаешь к сердцу.

– Близко?! – ослепленный яростью, Дик накинулся на девушку. – Почему ты с ним, почему ты… Променяла шкуру мечты на удобный тампакс!

Ворскли не обиделась. В ее взгляде не было ни осуждения, ни жалости.

– Такое у меня предназначение – вытягивать тех, кто в этом особенно нуждается. Идти ради этого на любую жертву… Даже предавать свою любовь и становиться мечтой-амфибией, мечтой-невидимкой…

– Но ты ведь больше не амфибия!

– И для кого-то давно не невидимка. Мечта – это необязательно то, что ты о ней думаешь.

– А что же, мать твою?!

– То, что нужно на самом деле человеку. Помощь, поддержка, забота, любовь, наконец… Если ты его убьешь, то умру и я. Ведь я жива до тех пор, пока жив он.

– Но почему он?! Ведь первым был я!

– Ошибаешься. До тебя были сотни… тысячи… сотни тысяч тех, кто мечтал. И я была с каждым из них. Пока они мечтали – я была им нужна.

– Но я ведь мечтал, не бросал мечтать, а ты бросила меня!

– Ты сильный, а он – слабый. Ты сам стал мечтой – для нее, – едва улыбнувшись, Ворскли посмотрела поверх плеча Дика. – А я останусь мечтой для него. Может быть, навсегда. Видно, такой мой крест.

– Это он задурил тебе голову?! А ведь он тогда стрелял в тебя и мог убить!

– Он промазал. А бочку разбила я. Изнутри…

– Черт!!

– Ладно, иди. Оставь нас. Лучше позаботься о ней.

Дик не хотел уходить, как заведенный, продолжал упрямо что-то доказывать. Потом приехали скорая и машина ГАИ. Двое в белых халатах, не выпуская изо рта сигарет, подняли Нею на носилки и поставили их в скорую.

Подошел начальник патрульной службы ГАИ, спросил, кивнув на Берроуза.

– Вы знакомы с потерпевшим?

– С потерпевшим? – переспросил Дик. – С ним, что ли? Да, конечно. Я эту сволочь очень хорошо знаю. И ее тоже, – Дик показал глазами на Ворскли, забившуюся в угол.

– Это вы о ком? – офицер проследил за его взглядом и невесело усмехнулся. – Шутите?

– Какие еще могут быть шутки, капитан? – фыркнул Дик. – Я что, полный кретин шутить в такой ситуации?

– Но здесь только один человек, и он – мужчина.

– Не иначе как травматический психоз. Галлюцинации, – безапелляционным тоном заключил врач скорой помощи, незаметно подошедший сзади. Он взял Дика под руку и приказал санитару, сопровождавшему его: – Проводите молодого человека к машине.

Бормоча что-то себе под нос, Дик послушно побрел за врачом и санитаром. Накатила дикая усталость, Дик ссутулился, вжал голову в плечи. Сделав шагов десять, он не выдержал, обернулся – Ворскли продолжала глядеть на него, не мигая, словно ожидала увидеть в нем разгадку какой-то тайны.

«Галлюцинации… Я вижу ее, а другие – нет, – вздохнув, Дик отвернулся. – Выходит, она меня опять обманула. Улизнула, обвела вокруг пальца, как последнего мальца… А впрочем, Ворскли осталась самой собой. Это я не исполнился, не воплотился ни во что, лишь приблизился на шаг к своей мечте. Недостижимой, как и прежде…»

Дика усадили в скорой, и в тот момент, когда за ним собирались захлопнуть дверцы, со стороны парапета донеслись взволнованные крики, а мгновеньем позже снизу раздался резкий, тяжелый всплеск воды. На краю моста поднялся сущий переполох, врач и санитар, бросив Дика, помчались туда. Дик тоже вылез из машины, но, ступив три шага, остановился. У него не осталось ни сил, ни воли куда-либо бежать. Наполовину оглушенный, наполовину потерянный, он и без того знал, что стряслось. Это рухнула с моста «Тойота», унося на дно холодной реки его извечного врага и несбывшуюся мечту…

– Эй, не бери в голову! Теперь все позади, – позвал Дика знакомый голос. Это была Нея. Она выбралась из скорой следом за Диком и стояла в шаге от него. Вид у нее был как у победительницы: с левой щеки содрана кожа, рана кровоточит, сама едва держится на ногах – а глаза сияют!

– Все кончено, – сказал Дик и махнул в сторону поломанного ограждения, возле которого столпились люди.

– Нет, все только начинается, – мягко возразила Нея. – Только избавься от прошлого, и сразу станет легче.

Она нетвердо шагнула к нему, тут же покачнулась и стала оседать на бок, но Дик вовремя подхватил ее на руки. И когда девушка уже была в его объятьях, она запустила руку ему за пазуху и выкинула прочь пистолет Берроуза.

Мари была ужасной мещанкой.

Жена Михаила была помешана на постельном белье с рюшами и на кристальной чистоте, считала, что самое главное в жизни жены и матери накормить мужа и ребенка; для пущего уюта разводила комнатные цветы, окуривала дом ароматными свечами, а месяц назад, начиная с новогодней ночи, стала собирать слоников. Мари искренне полагала, что слоновые, бронзовые, мраморные и даже деревянные фигурки слоников придадут спокойное очарование их жилищу и укрепят в нем мир.

Она же и нарушала этот мир. Мари была вспыльчивой, нередко вздорной молодой особой, крайне темпераментной и склонной к перемене настроения. Она любила заниматься любовью с мужем и могла отказывать ему в сексе неделями. Она любила выходить с Михаилом на люди – в театр, филармонию или, на худой конец, в его треклятый бар «Полонез». Но бывало запиралась в своей комнате, отказывалась готовить обед и купать Сему и часы напролет валялась на кровати, уставившись в телевизор.