Павел Парфин - «Полонез». Книга фантастики

– Убери ее, – насупившись, потребовал Михаил. – Иначе я ее прихлопну.

– Не прихлопнешь, – уверенно покрутил головой Дик. Отодвинувшись от стола так, чтобы с наших мест снова можно было смотреть телевизор, добавил: – Берти, как безумная, любит футбол.

И точно: бабочка повернулась в сторону телевизора и замерла, поводя туда-сюда выпуклыми бусинками глаз.

– Прикольно, – усмехнувшись, обронил я.

Неожиданно трансляция игры прервалась, и начался экстренный выпуск новостей: камера выхватила кусочек центральной площади, где люди в шлемах и со щитами теснили наседавшую на них толпу.

– Стачка! Стачка! – бар немедленно загудел, как улей. – Чего мы здесь сидим?! Пошли и мы на стачку!

Бар мигом опустел. Михаил убежал вместе со всеми, остались лишь мы с Диком.

– А ты? – спросил я у Дика, продолжавшего смотреть новости.

– Я бы туда не пошел, – нехотя отведя взгляд от экрана, признался он. – Но она хочет.

Он показал на бабочку – ее тельце дергалось от судорог, глазки вспучились и грозили вот-вот лопнуть.

– Понимаешь, я перед ней в долгу: я не утерпел и раньше времени достал ее из чертового кокона.

– Ну и что? – не понял я.

– Как что? Она родилась недоношенной, поэтому не способна летать. Я кормлю ее и стараюсь всячески ублажать.

– У тебя крыша поехала, Дик, – я покрутил пальцем у виска.

– Нет, просто у меня, кроме скворца, никогда больше никого не было. Даже настоящей мечты… А тут – бабочка, которая ест птичий корм и любит телек. Согласись, такое не каждый день бывает.

– Да, но…

– Я пойду с ней на стачку! – Дик стукнул пустым стаканом по столу, посадил Берту на кепку, нахлобучил ее на голову и направился к выходу.

– Но это же опасно! – крикнул я ему вдогонку – сам я решил не идти на стачку. Потому что никогда не любил массовые скопления людей – митинги, демонстрации, стачки и т. д.

На полпути Дик неожиданно вернулся, я невероятно обрадовался – неужели он услышал меня?

Он протянул мне большой охотничий нож.

– Спрячь… От греха подальше…

И ушел из бара.

О том, что произошло на площади, где столкнулись бастующие и полиция, позже рассказал мне Михаил. Вдруг в центре людской круговерти оказался Дик. Он отчаянно жестикулировал, призывал к примирению, но рев стоял такой, что были слышны лишь обрывки его слов. Дика начали бить – вначале свои, а потом полиция. Кто-то заехал ему по голове и всмятку раздавил бабочку. Никто не знает, что она пережила до этого, очутившись в людском месиве, глядя сверху на остервенелых людей, чью сторону приняла – бастующих или полиции. Но после одного-единственного удара бабочка превратилась в мокрое пятно.

Бастующих с площади никто не разгонял – они как-то сами собой рассеялись, рассосались, словно им дали команду извне. А Дик еще часа два стоял один посреди пустой грязной площади. На его голове медленно подсыхала кепка, на которой раздавили бабочку. Сочувствуя другу, Михаил хотел было провести его домой, но Дик грубо послал его подальше и не двинулся с места.

Когда он наконец вернулся домой, то застал у себя новую бабочку. Как ни в чем не бывало, она порхала по комнате, кружила над клеткой и даже, кажется, заигрывала со скворцом, дразня его взмахами красно-фиолетовых крылышек. Заметив Дика, бабочка доверчиво села ему на плечо. Но тот, чуть поморщившись, взял ее за крылья, просунул в клетку и скормил скворцу. А потом, без всякой паузы, выкинул в окно цветок, для которого копал землю.

Ведь Дик так и не встретился со своей новой мечтой. Несколькими днями позже я узнал – не от него, а от совершенно посторонних людей, – что его мечта сгинула в тот же день, когда в гуще стачки погибла и его любимая бабочка.

*1*

Пора рассказать о нашем баре «Полонез». Он находится в центре Сумска, у подножия старинного вала, построенного почти четыре сотни лет назад теми отчаянными людьми, которые и заложили наш город. На месте бара чего только раньше не было! Ювелирный салон, банк, магазин одежды, комиссионка… и кафе. Обычное кафе, в котором днем можно было перекусить на скорую руку, а вечером, когда кафе из забегаловки превращалось в более-менее сносный ресторан, в него можно было прийти с подружкой и потанцевать под живую музыку… Давно это было. Видно, Герц, владелец бара, по известным лишь ему соображениям решил вернуться к истокам и после всех пертурбаций, происшедших с этим помещением, вновь открыл в нем заведение, где люди могут поесть и провести свой досуг. Возможно, в память о Хонхе, владевшем тем первым кафе, – по молодости заядлом кларнетисте, Герц дал своему бару музыкальное имя – «Полонез».

Не без усмешки приходится признать, что название не определило судьбу бара. Большинство его завсегдатаев далеки от музыки и вообще от мира искусства и понятия не имеют, что означает слово «Полонез». Этих людей не в чем упрекнуть, они такие, как есть, и валят в бар не за высокими вибрациями, а чтобы напиться и убить время. Основу разношерстной публики составляют таксисты, такие как Михаил, Дик и я.

Само собой, люди побогаче, кто разным способом сумел устроить свою жизнь в Сумске, предпочитали рестораны и бары покруче, а главное, защищеннее. Смекалистые рестораторы стали строить их в зажиточных городских районах, где полно полицейских и переодетых в штатское охранников. Там же открывались престижные бутики, салоны и гастрономы, где продавались исключительно экологически чистые продукты. Который год у богатеньких не проходил бум здорового образа жизни; местные миллионеры и власти предержащие были одержимы идеей долгой, чуть ли не вечной жизни и ради нее были готовы на поступки, которые простому человеку не понять.

Такие, как я, селились в гетто. В моем доме не было календаря, потому что день завтрашний обещал быть абсолютно таким же, как вчерашний. Я по-прежнему смотрел телевизор и варил борщ из мяса и капусты, купленных в маркете для бедных; я выбирал дешевый алкоголь и делал многое из того, от чего воротит нос богач. Зато я был чертовски счастлив! Ведь у меня была мечта, юная мечта. Ее звали Юти, она жила со мной вот уже год и два месяца. А еще в моей убогой квартирке жила кошка по имени Фильчи. Кошка была ужасно рассеянной и неуравновешенной, как вечный подросток. Она презирала мышей, рыбу и сметану, вообще не любила есть, а если и ела, то лишь для того, чтобы досадить нашему воображению. Да, Фильчи была странной, экзальтированной кошкой, предпочитавшей кошачьим консервам свежие огурцы, медовую пастилу и маринованные персики. Возможно, она согласилась бы сожрать еще какой-нибудь деликатес, от которого нормального кота воротит, к примеру, жареные грибы или соленые фисташки к пиву, но мы с Юти не решались проводить над ней эксперименты бесконечно.