Роман Афанасьев - Чувства на продажу

Машина неслась по автобану с бешеной скоростью.

Я сидел за рулем, весело оскалив зубы. Мне было хорошо, я любил скорость, очень любил скорость.

Я быстрее всех! Я лучше всех! Я бросал свой кар с полосы на полосу, обгоняя более медленных.

Слизни! Они не способны испытать то щемящее чувство восторга, которое возникает на трассе.

Адреналин бешено бурлил в моей крови. Вперед, вперед, только вперед! Я сжимал потными руками руль. Вправо! Влево! Где-то позади визг тормозов. Я вдавил педаль в пол и прикусил нижнюю губу. В этот момент кар вильнул и время остановилось. Я видел, как приближается бампер машины справа. И уже понял, что сейчас случится.

Сладкая боль пронзила меня насквозь. Холодный пот брызнул со лба. Я попытался вывернуть руль, и время снова пустилось вскачь. Мой кар чиркнул по машине, идущей справа, и меня занесло. Меня завертело, словно на бешеной карусели. Из прокушенной губы потекла кровь. Я застонал, чувствуя каждую клеточку своего тела. Они все ждали боли. Они все кричали: дай нам боль! Краем глаза я заметил впереди большой пассажирский кар. Я еще успел вскинуть руки, закрывая лицо, и в этот момент удар бросил меня вперед. Я еще почувствовал, как хрустит грудная клетка, но затем…

Я остановился. Комок страха, что я крепко держал в призрачных руках, был неподвижен. Он был раздавлен. Рыхлый, будто весенний снег, но горячий, словно пламя. Он прямо-таки таял среди потока моих ощущений. Я сжал его еще крепче, и он дернулся, пытаясь вырваться. Проникая в него, раздвигая его крупинки, я снова ударил тугой волной…

Пистолет дрожал в руке. Я оглянулся по сторонам.

Рабочий кабинет был погружен в темноту. Окна забраны тяжелыми бархатными шторами. Там, на улице, было солнце, но это не имело значения.

Стол, за которым я провел столько времени, стал чужим. Полированная поверхность, на которой лежали мои руки, стала холодной. Отчужденной.

Она отталкивала меня. Впрочем, это уже не важно.

Я поднял пистолет и взвел курок. Мой верный «магнум» последней модели. Серебристый. Он приятно холодил вспотевшую ладонь. Я поднял его и заглянул в дуло. Черное отверстие словно бросилось на меня, и я почти утонул в нем. Нет!

Не так! Судорожно сглотнув, я поднял руку выше.

Она так дрожала, что мне пришлось прислонить ствол к виску. Я чувствовал, как холодный металл елозит по коже. Дрожь в руках не проходила.

Зажмурившись до боли, я онемевшим пальцем потянул тугую скобу спускового крючка. Не поддается! Я слишком ослабел! Переведя дух, я сжал пальцы настолько сильно, насколько смог.

Где-то в доме хлопнула дверь. Кто-то идет. Я выдохнул и дернул курок. Кажется, я еще услышал какой то противный хлопок, но потом…

Я вернулся. Комок страха был неподвижен. Вернее, это уже не было комком страха. Это были склизкие крошки, что рассыпались в моем сознании. Они были холодны, как лед. Мертвы. Я поворошил их.

Нет. Тишина. Они плавно рассыпались вокруг меня, и я засмеялся. Ричи больше не было. Он растворился в потоке чувств — в потоке того, чем он так успешно торговал. Собака, туда ему и дорога! Я смеялся, чувствуя облегчение. Все кончено. Теперь только бы снять шлем. Ведь я помню: я сижу на полу, на моей голове шлем.

Сосредоточимся на реальных ощущениях, хватит фантазий. Где мои руки? где они? Как снять этот проклятый шлем? Как его снять?

— Стоп. Снимите с него шлем.

Желудок прыгнул прямо к горлу. Темнота окружала меня со всех сторон. Я почувствовал, наконец, свои руки. Они лежали на мягких подлокотниках кресла, пальцы вцепились в обивку. Я шевельнулся, но тут с мой головы сняли шлем, и свет рекою хлынул в открытые глаза. Щурясь, я огляделся. Оказалось, что я сижу в каком-то большом зале, до отказа набитом людьми. Передо мной сцена, на ней массивный стол из темного дерева. Над ним чья-то седая голова. — Таким образом, — грянул оглушительный голос, — вы все были свидетелями преступления, которое совершил обвиняемый. — Протестую! Я скосил таза влево.

Какой-то незнакомый тощий парень. Напоминает сушеную рыбу. Или знакомый? Я застонал, поднимая руки к голове.

— Протестую, ваша честь! Это нельзя рассматривать как преступление! В заключении медэкспертов сказано, что мой подзащитный находился в сильном расстройстве рассудка и не отвечал за свои 5 действия! Он и сейчас находится в данном состоянии — это профессиональное заболевание сенсетивов!

— Отклоняется! В заключении независимых экспертов сказано, что данное состояние возникло у подсудимого ВСЛЕДСТВИЕ совершенного им поступка!

Суд! Господи! Да, верно, я помню! Помню, как меня везли на машине, как задавали вопросы! Как мне плохо! Снимите с меня шлем! Это все фикция, это не реально! Это какой-то дурной фильм!

Снимите, снимите с меня шлем!

— Стоп! Уберите ЭТО с его головы!

Темнота больно ударила по истерзанным нервам.

Моя голова дернулась, и я открыл глаза. На этот раз не было так больно. Я недолго пробыл в темноте.

— Господин адвокат!

Я открыл таза. Это я адвокат? Кто я?

— Да, ваша честь! — голос справа. Противный, скрипучий голос. Это не я адвокат. Это он.

Хорошо. Я не хотел бы, чтобы у меня был такой голос.

— Апелляция отклонена Верховным судом европейского сообщества. По решению суда приговор вступает в силу с завтрашнего числа и должен быть приведен в исполнение.

Приговор? Меня осудили? За что? Ах да! Я же убил Ричи. Веселого, улыбчивого Ричи. Я замучил его до смерти. Так говорили на суде. Но это неправда! Я только хотел объяснить ему, что такое работа сенсетива! Это все неправда! Это просто новый фильм, который мы придумали с Ричи!

Так что снимите с меня шлем! Снимите, я требую этого!

— Стоп. Снимите шлем.

И снова темно. Кажется, вся моя жизнь прошла в темноте. Но нет! В мире есть еще свет. Я улыбнулся. Лежа на кровати, я смотрел в белоснежный потолок. Шорох. Я скосил таза. Белые стены, белый пол. Все белоснежное! И рядом человек в белом халате. Его строгое лицо, покрытое бесчисленными мелкими морщинками, было мне знакомо. Я его уже видел.

— Ваше последнее желание выполнено. Записи вам продемонстрированы, сказал он, — приговор суда вступил в силу и подлежит исполнению.

И он шагнул ко мне. В руках он держал шприц. Я дернулся, пытаясь отодвинуться, — я боюсь уколов! Но у меня ничего не вышло — я опустил таза. Широкие ремни из твердого пластика плотно прижимали меня к койке. Врач приближался. Мысли бешено завертелись в голове. Суд? Приговор? Ах да! Я помню, все помню. Ричард. Снова взглянул на врача. Кажется, время застыло, секунда превратилась в вечность. И вдруг я увидел, что это не врач! В белом халате стоял Ричи. Он улыбался, словно говоря: "Привет, старик!", но в его руке почему-то блестел пистолет. Вот он наклонился надо мной… и вдруг я увидел — это не Ричи! Это был О'Нил. Его черное лицо с аккуратной бородкой придвинулось ко мне и улыбнулось.