Роджер Желязны - Девять принцев Амбера

Когда я прорублю дверь, я подниму засов. Шум от его падения, конечно, привлечет стражников. Но к тому времени меня не будет в камере. Пара хороших ударов, и тот квадрат, который я выпиливал, упадет наружу вместе с замком — пусть он там остается. Тогда дверь откроется, и я буду лицом к лицу со стражником. Он будет вооружен, а я буду безоружен. Мне придется его убить.

Может, он будет очень самонадеян, зная, что я слеп. С другой стороны, он будет немного бояться, вспоминая ту битву, когда я вошел в Амбер. В любом случае он умрет. И тогда я буду вооружен. Я схватил себя левой рукой за правый бицепс и напряг мускулы. Боже! Я весь высох! Как бы там ни было, во мне текла кровь принцев Амбера, и я чувствовал, что даже в таком состоянии я могу убить любого обычного человека. Может быть, я и тешил самого себя, но мне придется испытать это на деле.

Затем, если мне это удастся, то ничто не остановит меня со шпагой в руке от того, чтобы добраться до Лабиринта. Я пройду Лабиринт, а добравшись до центра, перемещусь в любое Отражение, которое найду нужным. Там я залечу раны и соберусь с силами, и в следующий раз не поступлю так опрометчиво и не буду торопиться. Если это даже займет у меня сто лет, я все подготовлю как следует, на сто процентов, прежде чем напасть на Амбер снова. Ведь, в конце концов, формально я был здесь королем. Разве я не короновал сам себя в присутствии всех, прежде чем это успел сделать Эрик? Этой линии я и буду держаться, идя в бой за трон! Если бы только не было невозможным уйти в Отражение прямо из Амбера! Тогда мне не пришлось бы возиться с Лабиринтом. Но мой Амбер — центр всего, и из него не так-то просто уйти.

Через месяц мои руки полностью зажили, и от грубой работы на них начали образовываться жесткие мозоли. Работая, я услышал шаги стражника и быстро унес свой матрац в дальний конец камеры и улегся на него. Раздался слабый скрип, и моя пища была просунута мне под дверь. Затем опять раздались шаги, на этот раз удаляющиеся.

Я вернулся к двери. Я знал, что будет на этом подносе, не глядя: ломоть плесневелого хлеба, кружка воды и кусок сыра, если мне повезет. Я устроил матрац поудобнее, стал на колени и ощупал пальцами сделанное мной отверстие. Я уже выдолбил больше половины. Затем я услышал смешок.

Я повернулся, и мне не нужно было мое зрение, чтобы знать, что в моей камере присутствовал еще кто-то. Слева, у стены, стоял человек и ухмылялся.

— Кто это? — спросил я, и мой голос звучал странно. Я понял, что это первые слова, которые я произнес за долгое-долгое время.

— Беглец, — произнес он, — хочет удрать.

И опять послышался смешок.

— Как вы сюда попали?

— Прошел.

— Но откуда? Как? — я зажег спичку, и мне стало больно глазам, но я не погасил ее.

Это был человек небольшого роста. Можно сказать, крошечный. Меньше пяти футов роста и с горбом. Борода и волосы у него были такие же длинные, как у меня. Единственной отличительной чертой сквозь всю эту массу волос, закрывающих почти все лицо, был большой крючковатый нос, да еще почти черные глаза, сейчас странно блестевшие при свете спички.

— Дворкин! — сказал я.

— Это мое имя, — снова ухмыльнулся он. — А твое?

— Неужели вы не узнаете меня, Дворкин? — я зажег еще одну спичку и поднес ее к своему лицу. — Посмотрите внимательнее. Забудьте волосы и бороду. Добавьте сотню фунтов к моему телу. Вы ведь нарисовали меня со всевозможными деталями на нескольких колодах игральных карт.

— Корвин, — сказал он после недолгого раздумья. — Я тебя помню. Да, помню.

— Я думал, что вас давно нет в живых.

— А я жив. Вот видишь? — и с этими словами он сделал передо мной пируэт. — А как твой отец? Давно ты его видел? Это он засадил меня сюда.

— Оберона больше нет. В Амбере правит мой брат Эрик, и я — его узник.

— Тогда я главнее тебя, потому что я узник самого Оберона.

— Вот как? Никто из нас не знал, что Отец заключил вас в темницу.

Я услышал как он заплакал.

— Да, он мне не доверял.

— Почему?

— Я рассказал ему, что придумал способ уничтожить Амбер. Я описал ему ной способ, и он запер меня здесь.

— Это было не очень хорошо с его стороны.

— Знаю, но он предоставил мне прекрасные комнаты и кучу всякого материала для моей работы. Только через некоторое время он перестал навещать меня. Обычно он приводил с собой людей, которые показывали мне чернильные пятна и заставляли меня рассказывать о них всякие истории. Это было просто здорово, но однажды я рассказал историю, которая мне не понравилась, и человек превратился в лягушку. Король был очень сердит, когда я отказался превратить его обратно, но прошло так много времени с тех пор, как я хоть с кем-то разговаривал, что я даже согласился бы сейчас снова превратить его обратно в человека, если, конечно, король еще этого хочет. Однажды…

— Как вы попали сюда, в мою камеру?

— Но я ведь уже сказал тебе: просто прошел.

— Сквозь стену?

— Ну конечно, нет. Сквозь Отражение стены.

— Никто не может ходить по Отражениям в Амбере. В Амбере нет Отражений.

— Видишь ли… я сжульничал, — признался он.

— Как?

— Я нарисовал новую Карту и прошел сквозь нее, чтобы посмотреть, что новенького с этой стороны стены. Ох, ты!… Я только что вспомнил! Ведь я не могу попасть без нее обратно. Придется нарисовать новую. У тебя есть что-нибудь перекусить? И чем можно рисовать? И на чем рисуют?

— Возьмите кусок хлеба, — сказал я ему, протягивая свой скудный обед и кусок сыра за компанию.

— Спасибо тебе, Корвин.

И он накинулся на хлеб и сыр, как будто не ел целую вечность, а потом выпил всю мою воду.

— А теперь, если ты дашь мне перо и кусок пергамента, я вернусь к себе. Я хочу успеть дочитать одну книгу. Приятно было поговорить с тобой. Жаль, что так вышло с Эриком. Может быть, я еще наведаюсь к тебе, и мы еще поговорим. Если ты увидишь своего отца, пожалуйста, передай ему, чтобы он не сердился на меня за то, что я превратил его человека в…

— У меня нет ни пера, ни пергамента, — ответил я.

— Боже, — сказал он. — Ну, это уже совсем не цивилизованно.

— Знаю. Но с другой стороны, Эрика и нельзя назвать цивилизованным человеком.

— Ну, хорошо, а что у тебя есть? Моя комната нравится мне как-то больше, чем это место. По крайней мере, там светлее.

— Вы пообедали со мной, а сейчас я хочу попросить вас об услуге. Если вы выполните мою просьбу, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы примирить вас с отцом.

— А чего тебе надо?

— Я долгое время наслаждался вашим искусством, и есть картина, которую мне всегда хотелось иметь именно в вашем исполнении. Помните ли вы маяк на Кабре?

— Ну конечно. Я был там много раз. Я знаю его хранителя Жупена. Бывало, я часто играл с ним в шахматы.

— Больше всего на свете, почти всю жизнь, я мечтал увидеть один из тех магических набросков этой серой башни, нарисованных вашей рукой.