Роджер Желязны - Девять принцев Амбера

— Кори (так я ему назвался), мне бы хотелось отплыть с тобой вдвоем когда-нибудь, — сказал он. — Я сначала не понял, что ты был капитаном корабля.

— Кто знает, — ответил я. — Ведь ты тоже когда-то был капитаном, верно?

— Откуда ты знаешь?

— Все эти навигационные приборы, которые здесь собраны, и твоя любовь к составлению карт, к тому же ты ведешь себя, как человек, привыкший повелевать, — ответил я.

— Да, — улыбнулся он, — это так. Когда-то я командовал кораблем на протяжении лет ста. Но это было так давно… Давай лучше выпьем.

Я сделал маленький глоток и отставил рюмку в сторону. Я прибавил в весе фунтов сорок за те месяцы, что провел у него, и я боялся, что он узнает меня. Может, он выдаст меня Эрику, может, нет. Я думал, что нет. Но мне не хотелось рисковать.

Иногда, сидя у огня маяка, я размышлял:

«Надолго ли я еще останусь здесь?»

— Ненадолго, — решил я, добавляя в лампу несколько капель жира, — нет, недалго. Я знал, что приближается время, когда мне предстоит отправиться в путь и вновь идти по Отражениям. Затем, однажды, я почувствовал давление, мягкое, вопросительное. Но я не знал, кто это мог быть.

В ту же секунду я остановился как вкопанный, закрыл глаза и заставил себя ни о чем не думать. Прошло, по меньшей мере, пять минут, пока это вопросительное давление не прошло. Тогда я принялся ходить и размышлять, и тут улыбнулся, глядя, КАК я хожу. Я подсознательно ходил по тому небольшому расстоянию, которое мне позволяла моя камера там, в Амбере.

Кто-то только что попытался связаться со мной через мою Карту. Был ли это Эрик? Стало ли ему наконец известно, что я бежал, и не он ли пытается таким образом обнаружить меня? Я не был уверен. Я чувствовал, что он теперь боится ментального контакта со мной. Тогда Джулиан? Или Жерар? Каин? Кто бы это ни был, я закрылся от него полностью, это я знал. И я откажусь от такого контакта с любым членом моей семьи. Может, я и пропущу таким образом какие-нибудь важные новости или чью-нибудь дружескую, нужную мне помощь, но я не мог рисковать. Попытка контакта и моя блокировка оставили от себя странное действие: я задрожал от холода. Меня затрясло. Я думал об этом весь день и решил, что пришла пора мне пускаться в путь. Мало было для меня хорошего в том, что я оставался так близко от Амбера — ведь я был еще очень уязвим. Я оправился вполне достаточно для того, чтобы идти по Отражениям, чтобы найти то место, куда мне следовало прийти, если я хотел, чтобы Амбер когда-нибудь был моим. Пока я жил с Жупеном, размеренная жизнь внесла покой в мою душу. Мне будет тяжело расстаться с ним — я успел полюбить его.

И все же вечером, после нашей традиционной партии в шахматы, я сказал ему о намерении продолжать свой путь. Он налил нам виски и поднял рюмку, сказав:

— Счастливого пути, Корвин. Надеюсь, что мы увидимся когда-нибудь.

Я не стал его спрашивать ни о чем, когда он назвал мое настоящее имя, и он улыбнулся, поняв, что я ничем не выдал удивления.

— Мне было хорошо здесь с тобой, Жупен. Если мне удастя то, что я задумал, я не забуду, что ты сделал для меня.

— Мне ничего не нужно, — покачал он головой. — Я счастлив тем, что имею, делаю то, что я делаю. Я радуюсь, обслуживая этот дурацкий маяк. Это — моя жизнь. И если тебе удастся то, что ты задумал, нет, не говори мне об этом, пожалуйста! Я ничего не хочу знать! Я просто буду надеяться, что ты иногда заглянешь ко мне на огонек сыграть партию-другую в шахматы.

— Обязательно, — пообещал я.

— Если хочешь, утром можешь взять «Бабочку» ( «Бабочка» — это его парусное судно ).

— Прежде чем ты уйдешь, я хочу предложить тебе взять мою подзорную трубу, взобраться на башню и посмотреть назад, на Гарнатскую Долину.

— Что я там могу увидеть?

— Об этом тебе лучше судить самому, без помошников, — пожал он плечами.

— Хорошо, я сделаю это, — кивнул я.

Затем мы много пили, пока не почувствовали себя совершенно расковано, а затем принялись устраиваться на ночлег. Мне будет недоставать старика Жупена. За исключением Рейна, он был единственным другом, которого я нашел при своем возвращении. Засыпая, я подумал о долине, которая стала простыней огня в тот день, когда мы проходили ее с войском. Что необычного могло там происходить сейчас, четыре года спустя?

Мне снились тревожные сны об оборотнях и шабашах. Я спал, и над моей головой всходила полная луна.

Когда я поднялся, только-только начало светать. Жупен еще спал, и я был рад, потому что мне не хотелось устраивать никаких особых прощаний, и у меня было странное чувство того, что я вижу его в последний раз.

Я взобрался на башню, в комнату, где горел огонь маяка, захватив с собой подзорную трубу. Я подошел к окну, выходящему на берег, и стал смотреть в нее на долину. Над лесом висел туман. Это был холодный, мокрый туман, который, казалось, прилипал к вершинам низкорослых деревьев. Деревья были черными, и ветви их переплетались вместе, как скрюченные пальцы паралитиков. Среди них мелькали какие-то непонятные черные животные, и по внешнему виду я понял, что это были не птицы. Может быть, летучие мыши? Какое-то злобное присутствие чувствовалось в этом лесу, и неожиданно я понял, что это.

Все это я сделал своим проклятьем. Я переродил мирную Гарнатскую Долину в то, что она сейчас собой представляет; это был символ моей ненависти к Эрику и всем тем, кто сражался за него, позволил ему захватить власть, выжечь мне глаза каленым железом. Мне не нравилось, как выглядит этот лес, и когда я на него смотрел, я понял, как воплотилась в жизнь моя ненависть. Я знал, потому что это все было частью меня.

Я создал новый ход в реальный мир. Гарнат сейчас был тропинкой сквозь Отражения, мрачные и суровые. Только злое, дурное могло идти по этой тропинке. Это и был источник тех ЧУДОВИЩ, о которых говорил Рейн, чудовищ, которые беспокоили Эрика. Хорошо, в определенном смысле конечно, если эта борьба отвлечет его от всего остального. Но когда я опустил подзорную трубу, я никак не мог избавиться от чувства, что я сделал что-то плохое. В то время я еще не знал, что когда-нибудь увижу свет.

Но сейчас, когда зрение ко мне вернулось и я вновь на свободе, я понял, что выпустил из бутылки Джинна, которого очень тяжело будет загнать обратно. Даже сейчас, без трубы, я видел, как каки-то странные формы двигались в этом выжженом лесу. Я сделал то, что никто и никогда до меня не делал со времени правления Оберона: открыл новый путь в Амбер. И я открыл его только для плохого. Придет день, когда король Амбера, кем бы он ни был, будет стоять лицом к лицу с проблемой, как закрыть этот путь. Я знал все, глядя туда, вдаль, все понимая, потому что это было моим созданием, продуктом моей боли, гнева, ненависти. Если я когда-нибудь выиграю битву за Амбер, то мне придется разбираться с делом рук своих, а это всегда нелегко. Я вздохнул.