Владимир Михановский - Аполлон

— Ты — Искра? — спросил робот внезапно. Голос его был низкий, рокочущий, но он показался Коле приятным.

— Что? — растерянно переспросил мальчик.

— Человек, твоя фамилия Искра? — переспросил робот настойчиво.

— Да, — растерянно ответил Коля. — А откуда ты знаешь?

— Мне показалось… — Не договорив, робот покачнулся, отчего контейнер, стоящий на его широких, как шкаф, плечах, угрожающе накренился.

Ребята, окружившие их, молча слушали диалог Коли и белкового робота.

— А что с тобой? — спросил кто-то у робота. — Может, помощь нужна?

Белковый покачал головой.

— Я недавно на Земле… Отвык от гравитации, в голове мутится… Это пройдет, — отрывисто проговорил он, не отрывая взгляда от Коли. Затем надолго умолк.

Мальчик сделал нетерпеливое движение.

— …Синие. Они синие-синие, как два лесных озера, — вдруг быстро проговорил белковый, словно очнувшийся от забытья.

— Ты о чем? — спросил Коля и инстинктивно сделал шаг назад: во взгляде робота ему почудилось что-то угрожающее.

— Не бойся, юный землянин, — пророкотал белковый, как будто угадав его мысли. Затем запустил свободное щупальце наверх, достал из контейнера связку из нескольких бананов и бросил ее Коле: — Лови!

Мальчик, однако, был так растерян и взволнован странным разговором, что не пошевелился, и связка бананов, описав дугу, шлепнулась о стену дома, после чего упала на голубоватый, нежно отсвечивающий пластик тротуара.

Кивнув всем на прощанье, белковый поправил груз и медленно двинулся вверх по крутому уличному подъему.

— Как тебя зовут? — крикнул кто-то из ребят вслед допотопному роботу.

— Аполлон, — пророкотал белковый, не оборачиваясь.

Ребята прыснули. Уж слишком разительным было несоответствие между именем и всем видом робота, еле волочащего конечности, к тому же имеющему столь странную и смешную форму.

Друзья подошли ближе к Коле.

Приятель спросил:

— Ты его знаешь?

— Откуда? — пожал плечами Коля.

— Мне показалось, что он тебя когда-то знал, но не мог вспомнить, когда.

— Странный он, Аполлон.

— Он добрый, — произнесла задумчиво девочка и, нагнувшись, подняла связку бананов. — Ого, какие тяжелые! И кожура с синим отливом. Наверняка новый сорт.

— Пойдем купаться! — крикнул кто-то, и стайка ребят, прыгнув на бегущую ленту, стремительно помчалась к пляжу.

До возвращения на Землю старый Аполлон трудился на Деймосе — спутнике Марса.

На Деймосе были обнаружены следы внеземной цивилизации, и по инициативе Межпланетного Совета там была развернута грандиозная программа археологических раскопок, охватившая все небольшое небесное тело.

Руководители программы включили в нее Аполлона в надежде на то, что удастся использовать его уникальную память — бесценную сокровищницу и кладовую информации. Ведь это был самый старый из всех роботов Солнечной системы: в земных единицах измерения ему было около трехсот лет.

Аполлону довелось участвовать во множестве космических экспедиций, и благодаря умению чувствовать и переживать информация в его запоминающем устройстве была классифицирована так, как это мог сделать только человек.

Разумеется, после Аполлона появилось множество других роботов той же серии, а затем и более совершенные, но их опыт не шел ни в какое сравнение с опытом Аполлона.

Однако надежды организаторов деймосских раскопок не оправдались.

В памяти Аполлона неожиданно обнаружились необъяснимые провалы, она словно рвалась на куски, как старая, пришедшая в негодность кинопленка.

Даже перед самой простой логической задачей, еще совсем недавно не составлявшей для него труда, Аполлон становился в тупик, вот и пришлось его списывать с Деймоса.

Так он попал в гавань.

Первые дни на Земле Аполлон очень страдал от гравитации, от которой успел отвыкнуть: ведь на Деймосе практически царствовала невесомость. Приспособляемость робота оставляла желать лучшего: его системы ориентации в пространстве давно уже утратили былую гибкость.

С трудом переставляя налитые свинцом, непослушные щупальца, Аполлон бродил по окрестностям гавани. Разглядывал образчики земных растений, смотрел на пологую равнину, мучительно напоминавшую ему что-то. Или ловил чуткими — все еще! — анализаторами степной, напоенный травами ветерок, привычно раскладывая его на компоненты, как он делал это там, на далеких планетах…

Особенно нравились Аполлону степи — заповедные земли, которые начинались сразу за портом. И конечно, море. Он мог часами стоять на берегу, глядя в пространство, на линию горизонта.

В памяти робота в эти минуты теснились смутные воспоминания, похожие на эти осенние облака, — столь же бесформенные и неуловимые. Иногда из них выплывали зримые образы.

Чаще всего это был хоровод светил, из тех, которые Аполлону довелось повидать на своем долгом веку. Он путал названия, а они бесконечной чередой проплывали перед его внутренним взором: красные тусклые карлики, обладающие чудовищной гравитацией, зеленые ласковые светила, как бы струящие спокойствие и доброжелательность, оранжевые беспокойные солнца, швыряющие в окрестное пространство факелы-протуберанцы.

С чувством, близким к ужасу, он вспоминал Черную звезду, в плен к которой едва не угодил корабль.

Но чаще всего ему, конечно, виделось Солнце, ласковое земное Солнце, единственное во Вселенной. То, которое и сейчас сияет над ним, когда ему удается выглянуть сквозь разрывы низко бегущих туч.

А увидел его он, когда впервые покинул купол биоцентра Зеленого городка. Было это давно, невообразимо давно…

Что осталось от той поры в том, что он, как и люди, называл памятью?

Вглядываясь в горизонт до рези в фотоэлементах — он их называл глазами, — Аполлон силился оживить, вызвать в памяти тот день, самый первый день своего самостоятельного существования.

Но это ему пока не удавалось: перед мысленным взором проплывали только какие-то клочки, обрывки, легкие как пар и столь же неуловимые.

…Припоминался мутный океан небытия, который вдруг непостижимым образом начинает редеть. Пелена, спадающая с инфразора. Огромный прозрачный купол над ним, контуры которого становятся все более явственными.

…Перед ним стоит человек. Он улыбается, между тем как информация об этом человеке все более «оживает» в мозгу. Да, это он, записанный в тысячах битов информации, — Иван Михайлович Карпоносов, его конструктор и воспитатель.

Конструктор протягивает руку, помогает Аполлону сойти с упругого возвышения, на котором тот стоит.

До чего он труден, первый шаг! Как зыбко и призрачно равновесие… Но, только сохраняя его, можно перемещаться в трехмерном пространстве эту аксиому Аполлон усвоил твердо. Как это люди, его создатели, умудряются не падать?