Чарльз Шеффилд - Объединенные разумом

Раксон Янг продал фрагменты своего образца сборищу обманщиков и негодяев, которые следили на Церере за инвестициями и капиталовложениями. Они пробовали на нем все свои обычные уловки: подменяли его образцы на другие, пытались разузнать у него местонахождение находки, говорили, что алмаз был низкосортным, а месторождение даже не стоило разработки.

Но старина Янг давно наслушался подобных вещей. Он ждал. Наконец они успокоились и дали ему все что нужно в обмен на тридцать процентов доходов с освоения. Янг закончил со всеми юридическими формальностями, закупил оборудование, нанял специалистов и отправился на Гиперион окольными путями.

Но Янг все еще не знал, что же он обнаружил. Проведенный анализ подтвердил, что образец представлял собою алмаз такой чистоты, какая только может быть, совершенно прозрачный, лишенный каких бы то ни было дефектов строения и цвета. В коммерческих дискуссиях на этот счет он, естественно, делал особое ударение на том, что это был кусок углерода (он не договаривал, какого углерода), который на высокой скорости столкнулся с планетоидом, удар о который породил высокую температуру и большое давление. В результате: огромный алмаз.

Но насколько огромным он был?

Раксон Янг и в самом деле не имел об этом представления. С продажи своей первой партии товара он не рассчитывал получить большую прибыль — все это делалось, чтобы привлечь вкладчиков. Но там в кратере мог находиться алмаз десять или даже двадцать метров в поперечине, что сулило более чем достаточный доход для любого.

Он узнал правду во время своего второго спуска, когда включил приборы сейсмического анализа. Алмаз Янга имел форму осьминога с сорока ногами. Его голова, залегающая на глубине семи километров от поверхности естественного спутника, была круглой, почти четырнадцать километров в диаметре. В стороны и вниз от нее отходили ноги, каждая в полкилометра толщиной и от тридцати до сорока километров длиной.

Раксона Янга прямо в тоннеле хватил удар, когда датчики показали ему истинный размер его находки. Его перенесли на корабль, привязали к койке и отправили на лечение на Луну, где, как считали тогда, лечение было самым эффективным во всей солнечной системе, ибо теперь Раксон Янг был самым богатым ее гражданином.

Два года спустя Раксона не стало. Его отправила на тот свет картель добытчиков алмазов. Сделано это было большей частью из мести, чем ради наживы, потому что к тому времени он, даже сам того не желая, полностью их разорил. Алмаз Янга содержал в себе в десять миллионов раз больше высококачественного кристаллического углерода, чем добывалось в любом другом из известных месторождений.

Старые исследователи никогда не женятся; не был исключением и Раксон Янг. С его смертью началась борьба за право собственности и наследования. Претенденты на наследство возникали повсюду от Меркурия до Нептуна. Если бы все претензии оказались правомочными, это означало бы, что Раксон Янг занимался сексом каждую свободную ото сна минуту.

Юристы пировали двадцать семь лет. К концу этой тяжбы претензии трехсот восьмидесяти четырех родственников (и не прямых наследников Раксона Янга) были признаны обоснованными. Каждому была предоставлена во владение часть алмаза и право разработки месторождения. Никто из них не отказался от добычи ради того, чтобы сохранить шедевр природы.

Разработка недр началась и проходила с особым остервенением. Потомки тех трехсот восьмидесяти четырех делили свое наследство дальше. Менялись поколения, шли века, владельцев месторождения становилось все больше: тысячи, десятки тысяч, и, наконец, миллион. Межи владений проводились с особой тщательностью, за правом собственности внимательно следили.

Прошло четыре века, и оно иссякло. Алмаза Янга больше не существовало. Он превратился в триллион отдельных кусочков и разошелся по всей солнечной системе. Но когда некая полость освободилась от алмаза, ее объем стало возможным использовать для других целей, например, сдавать внаем. Там, где некогда лежал алмаз Янга, сейчас бурлило говорящее на разных языках, разношерстное средоточение индустрии — Гонконг двадцать шестого столетия.

Конечно, Склеп Гипериона теперь не экспортировал алмазы, экспортировать было просто нечего. Вместо этого здесь появилась своя обрабатывающая промышленность, использующая импортное сырье, и демонстрирующая в некоторой степени независимость от центрального правительства, что превышало полномочия любой из цивилизаций системы. Подземные хранилища, расположенные на месте основных щупальцев алмазного осьминога, пользовались непревзойденной репутацией, но там царили свои порядки, там редко вспоминали указы, направлявшиеся с Цереры.

И еще один примечательный факт: колонисты Глубокого Склепа наложили запрет на использование в своих владениях Звена Маттин. Отправляясь на Гиперион, Лютер Брейчис мог воспользоваться Звеном только для того, чтобы добраться до Титана. Оставшуюся часть пути ему пришлось проделать на груженном торговом корабле. Он направлялся на Гиперион с грузом пищевых концентратов для обитателей Склепа. Несмотря на заверения команды, груз издавал зловоние.

Брейчис ворчал и проклинал всех и вся. Годива вмиг преодолела все неудобства и изумляла членов команды неподражаемой красотой, всякий раз выходя к обеду в официальной тоге. Лютер не мог оторвать от нее глаз, и почему-то даже не проявлял ревности, видя сосредоточенные на ней взгляды других мужчин.

— Ты уверена, что не хочешь составить мне компанию? — спросил он на последнем отрезке пути перед тем, как высадиться в темные глубины Склепа.

Годива отрицательно покачала головой.

— Конечно, если ты заставишь меня, я пойду. Но я же говорила тебе еще перед тем, как мы покинули Цереру, что не хочу. Я боюсь того, что я могу там увидеть. — Она взяла его правую руку в свои и стала внимательно рассматривать. Кожа на поврежденных пальцах, включая большой, была мягкой и тонкой, на их кончиках просматривались темные пятна отпечатков ногтей. — Пожалуйста, будь осторожен, Лютер. Я не хочу, чтобы снова повторилось такое как тогда.

Брейчис ничего не ответил. Он с удовольствием сказал бы Годиве Ломбер то, что ей хотелось услышать, но в душе Лютер сам не мог обрести спокойствие. После встречи в Адестисе он очень много размышлял о маркграфе. Хотя этот хитрый и изобретательный ум заслуживал всяческого уважения, даже Фуджитсу не мог рассмотреть в деталях то, что творится над его могильной плитой. Маркграф не знал как, когда и при каких обстоятельствах он умрет. Какой необыкновенный интеллект требовался для того, чтобы стряпать планы мести из могилы, но даже эти планы могли оперировать лишь в категориях вероятности — как, кто, где, когда? Все преимущества были на стороне Лютера, пока он проявляет бдительность.