Сергей Щепетов - Племя Тигра

– Веточка, свет жизни моей, – вздохнул Семен, – сделай доброе дело: покорми молодого человека своим коронным супчиком. Может быть, он от удовольствия проглотит язык и не будет приставать, а?

– Да, – одобрил идею пацан, – я хочу вашего супа. Все говорят, что твоя Ветка здорово владеет «магией глиняного котла».

«Вот и ладненько, – обрадовался Семен и взял курс к ближайшим кустам. – Мальчишка, наверное, доживает последние деньки счастливого детства. Здешних детей не наказывают, и отказа они ни в чем не знают, зато когда становятся подростками… Медведь искренне считает себя человеком добрым и мягким, но тем не менее двое из каждых десяти его подопечных не доживают до посвящения в воины. Впрочем, как оказалось, любой из них волен отказаться от тренировок, только никто этого не делает».

Семен избавился от продуктов жизнедеятельности, поплескался в речке, совершая «утреннее» омовение, и вернулся к костру. Полотенец, как и тканей вообще, в этом мире еще не выдумали, и ему предстояло просто обсохнуть. Пацан, сопя от удовольствия, вовсю орудовал глиняной ложкой.

– А мне-е? – игриво заканючил Семен, обращаясь к хозяйке. – Ну, хоть ми-исочку! Ма-а-аленькую!

– Садись, Семхон, – засмеялась Ветка. – Тут на всех хватит!

Традиционное меню лоуринов было довольно разнообразным: мясо (рыба, птица, улитки, ракушки и даже змеи) сырое, обжаренное на углях, запеченное в золе и, наконец, «вареное». Последнее блюдо являлось, так сказать, домашним, семейным и готовилось лишь женщинами в поселке. Внутри четырехножника подвешивался мешок из толстой шкуры. В него наливалась вода, которая доводилась до кипения погружением в нее раскаленных булыжников. Когда вода закипала, в нее загружали мелко порезанное мясо. Иногда после этого добавляли еще пару горячих камней, что, впрочем, к повторному кипению обычно не приводило. Тем не менее продукт считался уже готовым, выгружался из «котла» и подавался «к столу» на куске коры или плетеном подносе. Впрочем, столов, стульев, столовых приборов и салфеток здесь не было и в помине. Кожаный котел никогда не опустошался полностью, и оставшийся в нем «бульон» вновь и вновь использовался для варки следующих порций чего угодно. На взгляд Семена, это блюдо (не считая костного мозга, конечно) было, пожалуй, наиболее съедобным, поскольку при благоприятном стечении обстоятельств кусочки мяса иногда можно было даже жевать. Правда, они всегда были покрыты слоем старого жира и облеплены шерстью, но все-таки… Мясо жареное и мясо печеное, по понятиям цивилизованного человека, съедобным вообще не являлось. Подвергшийся термической обработке кусок снаружи обычно обугливался, а внутри оставался сырым, что, однако, никого не смущало: угли слегка соскабливались, а потом с кости срезались кремневым сколком небольшие кусочки, которые мялись зубами для придания обтекаемой формы и заглатывались. К шашлыку или барбекю все это не имело ни малейшего отношения, поскольку процесса маринования мясо не проходило и становилось жестким, как подметка. Впрочем, кроманьонские зубы – не нашим чета.

Так или иначе, но науке ХХ века по рождеству Христову доподлинно известно, что мясо, не прошедшее предварительной подготовки, бывает мягким в двух случаях: когда тонкие ломтики пробудут в кипятке (на сковороде) минуту-другую или когда разварятся (прожарятся) полностью. Длительность варки или жарки в последнем случае определяется качеством мяса – от получаса до нескольких часов. Спрашивается: кто, когда и каким образом будет здесь этим заниматься? Уж, во всяком случае, не охотник, ушедший в степь на несколько дней, имея при себе копье, лук, колчан со стрелами и кремневый нож. А женщины… Им-то зачем, если понятия «вкусно» или «невкусно» в здешнем мире отсутствуют напрочь?

К тому времени, когда Семен изготовил первую керамическую посудину, пригодную для варки пищи, он и сам уже почти полностью перешел на сыроедение. Это было настолько ужасно, что даже его любимая профессиональная болезнь под названием «гастрит» куда-то от него сбежала и больше не показывалась (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!).

Керамическая посуда, доставленная в поселок лоуринов в качестве вступительного взноса, вызвала только насмешки старейшин. Правда, рябиновая самогонка, изготовленная с ее помощью, пришлась им вполне по вкусу. В общем, в муках изготовленные горшки и миски остались Семену «для личного пользования». Чем не замедлила воспользоваться Сухая Ветка, старающаяся не упустить ни единой возможности угодить своему мужчине. Она с ходу освоила приготовление вареных, тушеных, жареных блюд и смело начала экспериментировать с растительными приправами и гарнирами. Ее явные сексуальные и кулинарные успехи уже начали вызывать нездоровое любопытство у местных женщин, и Семен не без тревоги ждал, во что это выльется. Вот этот мальчишка вполне мог оказаться «засланным казачком», и вскоре весь поселок будет знать, чем именно Сухая Ветка кормит своего Семхона.

– И зачем же они меня зовут, а? – поинтересовался Семен, когда потенциальный шпион облизал пустую миску. – Только не говори, что не знаешь, а то добавки не получишь.

– А в меня больше и не влезет, – не испугался будущий воин и пощупал раздутый живот. – Хотя, пожалуй, еще немного поем. Только теперь вон из того маленького корыта. Там что?

– Мясо оленье тушенное в собственном соку с луком, папоротником и смородиновым листом. Подается с брусникой и лесным орехом, – важно ответила Ветка и подмигнула Семену.

– Со скорлупой орех-то? – уточнил пацан. – И всего один, да?

– Орехов много, – засмеялся Семен. – И они без скорлупы. Только тебе, наверное, больше нельзя, а то лопнешь и всех обрызгаешь.

– Еще чего?! – возмутился юный нахлебник и сунул свою миску женщине. – Давай накладывай!

– Но-но, – попытался осадить его Семен. – Ты не очень-то! Разве можно так к женщине обращаться?!

Парнишка изумленно уставился на него:

– Ты чо, Семхон? Как же еще к ней обращаться? Баба же!

Семен растерялся. Самым натуральным образом. Правда, ненадолго.

– Как? Я покажу тебе «как», – сказал он, поднимаясь и обходя костер. – Смотри и запоминай!

Он присел рядом с Веткой, приобнял ее за плечи, отвел прядь волос и чмокнул в щечку, пощекотал, как котенка, под подбородком и проговорил елейнейшим голосом:

– Веточка, солнышко мое незакатное, звездочка моя ненаглядная, радость моя бесконечная, будь так добра, если тебя не затруднит, дай молодому человеку немного оленинки…

– Почему немного-то? – только и сумел пробормотать совершенно обалдевший юный лоурин. Его потрясение было настолько велико, что жевал он, кажется, совершенно не чувствуя вкуса, и поглядывал на взрослых почти с испугом.