Blackfighter - Черный истребитель

— Угу! — ответила с набитым ртом Танька.

— Кислятина же…

— Так в том и кайф, что кислятина…

Герцог уселся рядом на корточки и задумчиво отщипнул пару ягод.

— Кстати, — вспомнила Танька, — там женщина в доме… она тебе кто?

Герцог самую малость закаменел в лице.

— Она мне… Алла Николаевна. Племянница первого мужа бабушки.

— Хитро-о… — протянула Танька, рассчитывая на продолжение.

— Если бы не она, меня сдали бы в детдом, когда погибли родители. Впрочем, может, оно и к лучшему… — уставился в пастельное северное небо Герцог.

— А чем в детдоме лучше?

— В детдоме труднее попасться на глаза психиатру.

Танька повернулась к Герцогу, рассыпав крыжовник.

— Когда меня стало ломать … лет в тринадцать… она, конечно, всполошилась. И отвела меня к добрым докторам.

— Диагноз приклеили? — понимающе спросила Танька.

— Не дошло. Но химии пришлось выжрать изрядно.

— Повезло. Мне вот тоже повезло… три раза укладывали, но на учет не поставили. Родители меня лечить хотели, а вот дочь на выданье с клеймом из «дурки» их не приколола. Зато всю задницу искололи и много чего там еще было… — помрачнела Танька.

Она вдруг поняла, что первый раз за четыре года, которые она прожила в Москве, получив квартиру от дальней родственницы, рассказывает кому-то об этой части своей биографии. Порвать с родителями на следующий день после восемнадцатилетия, сменить фамилию, выйдя замуж, поступить в институт было проще, чем рассказать кому-то о пяти годах лечения у участковых детских психоневрологов и прелестях пребывания в соответственных заведениях «на обследовании». Не знали об этом ни Танькины знакомые (подруг у нее не было), ни муж.

— Я вот не понимаю! — вскинулась вдруг Танька, безжалостно обдирая листья с ветки крыжовника. — Я не понимаю! За что?! Я мешала кому-то?! Я Чикатилло?!

— Ну, ты ж читала Столярова. Тебе других объяснений нужно, более приятных? А нифига… «Кина не будет, кинщик пьян».

— Свинья ты… — ляпнула Танька и испугалась, что будет понята превратно.

Герцог повернул к ней лицо, уже совсем обычное и привычно-насмешливое.

— А мне тебя что, пожалеть ? Маленькую и слабенькую?

— Я тебе пожалею… — показала Танька мелкий, но крепкий кулачок. — Тебя самого потом пожалеют…

— Ну вот, все ты сама понимаешь, — рассмеялся Герцог. — Кстати, стихи у тебя неплохие…

— Это не стихи… — буркнула Танька, смутившись. — Это блевотина больного мозга…

Герцог заржал, как жеребец при виде кобылы.

— Ценю поэтическое слово… крепкое и конкретное… Кстати, в дом пошли, а то Маршал будет варить пельмени до тех пор, пока не придут их поедатели.

Танька испугалась за пельмени и резво отправилась в дом.

В Ростове обнаружился не только противный Кремль с колокольней, но и очаровательное озеро, название которого Танька сразу запомнила. Однако шашлык из сарделек и пять литров разливного вина в летний вечер от этого менее приятными не стали. По ходу дела Танька узнала, чем занимаются ее новые знакомые. Герцог в Ростове был сразу и тренером юношеской команды по карате, и программистом-фриленсером. У Маршала в Москве был «бизнес», о котором он говорил мало и невнятно. Еще у них обнаружились паспортные имена. Герцога мама с папой, оказывается, назвали Димой, а Маршала — Михаилом. Однако Таньке это не понравилось. Ей даже хотелось, чтобы ее называли тоже… не Танькой, а так, как она сама называла себя иногда. Но смелости назвать это имя не хватило. Или просто показалось несвоевременным.

А озеро, оказалось, звали Неро. Танька не знала, древнеславянское это слово, или нет, но оно ей не понравилось.

Когда канистра подошла к концу, Танька поняла, что не искупаться она не может. Но купаться в единственном комплекте одежды — джинсах и майке — как-то не хотелось. А купаться в натуральном виде было стремно — вдруг не поймут? С ее точки зрения, голое тело было куда как более естественной вещью, чем всякие там мини-бикини. Которые, если подумать головой, привлекают гораздо больше внимания, чем самая банальная голая задница. Но Танька давно поняла, что ее образ мыслей мало кто разделяет. А «думать головой» вообще как-то не принято. Даже неприлично.

Пока Танька медитировала над этим вопросом, ситуация разрешилась сама собой. Маршал запросто скинул с себя всю одежду и сиганул в воду, затянутую ряской.

— Вода зашибись… слишком теплая, как раз для нежных барышень… — протянул он, торча над водой костлявыми, но изящными плечами.

— Что-о-о-о?! — завопила разгневанная Танька. — А ты на первое апреля в Финзаливе плавал? А?!

— Так первое апреля — день дураков. Дураки, наверное, и не мерзнут.

Шмотки Герцога и Таньки перемешались в беспорядочную кучу, так как скинуты были со скоростью, достойной книги рекордов Гиннеса. Рывком преодолев первые пять метров, где за ноги цеплялась трава, а плечи облепляла ряска, Танька парой движений ног мастерски обрызгала Маршала и устремилась вдаль. Плавала она отлично, профессионально, хотя до КМС не дотянула стараниями озабоченных умственным здоровьем дочурки родителей.

На середине озера было пусто и тихо. Танька перевернулась на спину и улеглась, глядя в небо. Небо было ночное, ясное и неправильное. На нем было слишком много звезд, и все они были мелкие. Очень хотелось, чтобы небо было другое — чтобы по нему были разбросаны редкие, но здоровенные, как земляника размером, звезды. Ну, или как крыжовник, вспоминая беседу в саду, думала Танька. Где-то вдалеке доносились голоса ребят, плеск, смех, их костер был виден едва-едва, и еще было видно, что это не единственный костер. По берегу озера горели искорки, далеко, на самом пределе слуха, звучала гитара. По небу важно плыл пассажирский самолет, солидно помигивая огоньками. Танька представила себе вид из кабины самолета — ее саму, конечно, не видно, но видна вода, точки костров, огни города, далеко впереди — оранжевое зарево Москвы… Ей стало холодно и одиноко. Захотелось к Герцогу, говорить, но нельзя было — еще был Маршал, а Танька уже поняла, что симпатии между ними не будет. Так, очередное «просто знакомство». И говорить при нем не хотелось: Герцог был непонятно-родным, «одной крови», а Маршал был чужим, как все остальные люди.

Тихий плеск она уловила издалека и перевернулась, уйдя в воду по шею. Но неподалеку маячила знакомая, растрепанная и мокрая голова Герцога.

— Отмокаешь?

— Угу.

— И не холодно?

— Холодно…

— Поплыли на берег.

— Вино же кончилось…

— Ха! Кто тебе это сказал?

— Как? — Танька от удивления черпнула воды открытым ртом. — Канистра-то одна…

— Две канистры… поплыли.

— Не-а. Лучше плыви с канистрой сюда, — пришла к Таньке идея.