Владимир Васильев (Ташкент) - Тень улитки

— Спасибо, Нава, — со слезами на глазах поклонился ей Колченог. — Спасибо, дочка.

— Бегай, Колченог, бегай, — улыбнулась она. — Радуйся жизни!..

— Какой же я Колченог теперь? — вдруг развел он руками. — Теперь это неправда! Как же меня теперь звать?..

— Да сказал же я тебе — Скороход! — воскликнул Кулак. — Вот же, шиш на плеши, непонятливый какой! Скороход ты, Скороход!.. Запомнил?

— Ско-ро-ход, — повторил Колченог, прислушиваясь. — А ничего, неплохо звучит!.. Спасибо всем вам: тебе, Перец, особенно, и тебе, Молчун… Не ты. Так бы не было этого…

— Господин директор! — вдруг заговорил Слухач. — Докладывает МБМ. Над биостанцией дирижабль, без оружия. Экипаж — три человека. Вывесили надпись: «Это я — Стоян! И Алевтина! Перчик, привет!». Пропускаю…

— Правильно! — ответил Перец в микротелефон, висевший у него на шее. Сообщение шло и через него, но Слухач кричал громче. — Пропустить. Это друзья.

«Друзья ли? — мрачно подумал он про себя. — Остались ли еще у меня друзья в том мире?»

— Они движутся в вашу сторону, — сообщил Слухач. — Можете наблюдать.

— Спасибо, попробую, — ответил Перец. — Благодарю за отличную службу… Надо выйти из деревни, — обратился он к Наве. — Отсюда не увидишь.

— Пошли, — кивнула Нава. И они пошли. Перец забежал к своей технике и одолжил на время бинокль. Просто удивительно, что там было все. Прыгающие деревья освободили проход при их приближении, и вся толпа вытекла в это отверстие. Нашли поляну, немного свободную от деревьев. Над ней начал расходиться лиловый туман, открывая чистое синее небо.

— Красиво! — вздохнув, сказала Лава. Кандид улыбнулся. Да, это было красиво, но последнее время не очень доступно. А жаль.

И вот в это синее окно медленно вплыл маленький белый дирижаблик, от которого доносилось тихое жужжание. Сбоку, действительно, висел плакатик, удерживаемый в вертикальном положении висящим снизу грузом. Перец поднес к глазам бинокль и прочитал надпись, сделанную двумя разными почерками. Почерк Алевтины он узнал. Чуть выше торчали их улыбающиеся головы с развевающимися волосами, что смотрелось неплохо.

«Неужели они обрели друг друга?» — попытался порадоваться за них Перец, но почему-то не очень в это поверил. Он протянул бинокль Рите.

— Надо же, — сказала она. — Не думала, что у него когда-нибудь выйдет… Впрочем, сдается мне, нас объезжают на кривой козе гуманизма… Теперь они смогут катать своих туристов на дирижаблях. Понятно, что мы не будем их сбивать… Но это явно придумал не Тузик и не Домарощинер, а кто-то из наших братьев гуманистов-интеллигентов. Наверное, Стоян и придумал. Он же у нас романтик…

— Я тоже раньше рвался в Лес, а меня не пускали, — задумчиво напомнил Перец. — И мне было обидно… Пусть хоть издалека посмотрят. Созерцание Леса возвышает.

— Таких, как ты, единицы, — покачала головой Рита. — А сюда будут сгонять тысячи.

— Все-таки дирижабли не боевые вертолеты, — заметил Кандид. — Непосредственного контакта с Лесом не будет.

— Все равно не нравится мне эта ползучая экспансия, — вздохнула Рита. — Лиха беда — начало…

— И что ты предлагаешь? — спросил Кандид.

— Пока не знаю… Только я… мы не одни в Лесу… Пока мы размышляем, может последовать неожиданная для нас реакция…

— Интересно, — хмыкнул Перец. — А как у вас, подруг, решается проблема связи?.. Конечно, это военная тайна.

— От кого? — усмехнулась Рита. — Нам в Лесу некого бояться.

— Через Слухачей общаются, — хихикнул Кандид. — Только нам какой-то бракованный достался.

— Мы сами себе Слухачи, — сказала Нава. — Нетрудно было бы догадаться.

— Догадка — лишь гипотеза… — заметил Перец. — И что вам говорят подруги по данному вопросу?

— Ты что, думаешь, что мы, как телефоны, постоянно подключены к сети?

— Я ничего не думаю и не знаю, — развел руками Перец. — Я просто спрашиваю.

— Пока ничего не говорят, — объяснила Нава. — Каждая подруга вправе принимать собственное решение… Но если будет общее…

— Понятно, — кивнул Перец. — Демократический централизм…

— Ну, и хорошо, если тебе понятно, — улыбнулась Нава, которая уже вполне привыкла к этому чужаку с Материка и про себя иногда называла его вторым Молчуном, хотя понятно, что второго Молчуна для нее быть не может.

«Не теряю ли я его? — мелькнуло испуганно. — Может, зря я все это с Лавой затеяла?»

А Кандид, словно почуяв ее тревогу, вдруг обнял Наву за плечи и, улыбнувшись, сказал:

— Уверен, что Нава сообщит нам о своем решении. Мы ведь не чужие.

— И Рита, — сказал Перец, тоже обняв Риту за плечи.

«Не знаю, не знаю, — подумала Нава. — Успею ли?.. Смогу ли?..»

«Бедные наивные мужички, — с материнской нежностью подумала Рита. — Совсем-совсем дети, уверенные в непогрешимости мамочки… А мамочка абсолютно в себе не уверена… Жаль, если им придется срочно повзрослеть. Дети так прелестны… Дети… Дети… В этом что-то есть…»

— Идея! — вдруг воскликнула она. — Они хотят Лес — надо им его дать!..

В поселке начали происходить странные вещи. Например, над Лужей появилось лиловое облачко. Тоненькое настолько, что не мешало солнечным лучам достигать воды, но все же заметное. Оно постоянно меняло свои очертания, клубилось, вращалось, иногда опускалось почти до самой воды, а то вдруг поднималось на несколько десятков метров. Его было видно и по ночам — оно очень слабо светилось. И при этом вода день ото дня становилась все прозрачней и красивей. Те, кто решался опустить в нее руку или ногу, утверждали, что и теплее.

Зелень по берегам расцвела буйным цветом и радовала глаз, прекрасно сочетаясь с водой.

Туристы, как зачарованные часами стояли на берегу и любовались озером по имени Лужа. Они, словно бы впадали в гипнотический транс, ничего вокруг не слыша и не замечая. Особенно, женщины. Многие из них признавались друг другу, что их влечет к озеру и одновременно что-то пугает. Совершенно необъяснимый подсознательный страх, как при взгляде в пропасть.

Общий поток туристов увеличился в связи с регулярными экскурсиями на дирижаблях и метаморфозой Лужи, и доходов от них стало заметно больше. Домарощинер радовался, Туз Селиванович не вылезал из загулов, Стоян вошел в совет директоров, правда, с небольшим весом. Алевтина продолжала пить. Хотя чуть меньше. Во-первых, стало больше работы в Управлении (от нее она никак не могла отказаться), во-вторых, она часто оказывалась на берегу озера и проводила там много времени, правда, иногда и бутылку с собой прихватывала. В-третьих, Стоян, когда имел возможность, старался удерживать ее от возлияний и сам при ней никогда не пил. Алевтина чувствовала, что начинает испытывать потребность в присутствии Стояна и даже иногда мечтать о нем. Но мечтам было очень трудно воплотиться в реальность. Тузиковы мордовороты неотступно следовали за ней, хотя и на приличном расстоянии, чтобы непосвященные не обратили внимания. Уединиться не было никакой возможности. А, как известно, желание растет пропорционально отсутствию возможностей.