Александр Щёголев - Агент Иван Жилин

Из дыры пришла глухая реплика Рэй:

– Ты своего Строгова даже в бою цитируешь?

– Это не Строгов написал, – произнес я в сухой дерн. – Это Исса, сын крестьянина.

Старик с усмешкой произнес над моей головой:

– Японцы часто совмещали боевые движения с чтением стихов. Традиция.

– Отпустите меня, пожалуйста, – с неловкостью попросил Юрий. – Спасибо. Вы очень сильный человек.

– Умный, как японец, – добавила Рэй, цепляясь за протянутую Гончаром руку. – Богочеловек.

Я положил калеку на траву и с наслаждением лег на живот. Потом поднял голову и огляделся. Декоративная будка воздухозаборника, исполненная в виде избушки гнома, была снесена, пластиковые детали тут же и валялись, сложенные неряшливой кучей. Очевидно, будку убрали только ради нас, чтобы ничто не помешало беглым ангелам вернуться на небо. Рэй выползла из вентиляционной шахты – пыльная, серая, недобрая, – она ухитрялась при этом разговаривать с кем-то по рации, втыкая в микрофон короткие твердые фразы.

– О'кей! – говорила она. – Рви! Рви, не бойся!

Земля под нашими ногами вздрогнула. Звук взрыва был похож на вздох, шахта в сердцах плюнула горячим бетонным крошевом. Плевок был хорош – гейзер.

– Дырки больше нет, – сказала Рэй, обтирая ржавые ладони о свои модные шорты. – Дефекационной тоже нет…

Дети подземелья лишили себя пути бегства. Герои, бляха-муха.

– Вместо дефекационной есть пыточная, – сказал я и встал. – Универсальное место.

Повсюду лежали люди. На кольцевой аллее, на поляне вокруг холма, на стеклянных ступенях. Спала эзотерическая Ружена, обняв фонтанчик для питья, спали вольнолюбивые девочки в топиках и хаечках, заняв юными телами беседку, спали туристы и горожане, вечно молодые и не очень, просветленные и окутанные тьмой. В бассейне-сердечке дрейфовал чей-то халат, из грота-туалета торчали белые ноги в бриджах. Спали полицейские, обследовавшие место происшествия – в полном составе. Я поискал глазами Бэлу и опять не нашел.

– А вы почему на ногах? – спросил я старика. – Не спится?

Тот не принял моего тона. Обвел рукой поляну и пожал плечами:

– У кого-то – аритмия, у кого-то – апноэ. У одного язык провалился, другой оказался эпилептиком. Все они не собирались быть моими пациентами, но их мнения не спросили, как не спросили и моего, когда передали, что сейчас на поверхность вылезут новые пациенты, – он постучал себя по шлемофону. – Кстати, как ваше самочувствие?

– Простите, за неудачную шутку, – поспешно сказал я ему. – Ей-богу, я не хотел никого обидеть. Какой у нас план? – спросил я у Рэй.

Где-то что-то двигалось, были характерные звуки и вспышки – совсем близко, за деревьями и за корпусами зданий, – где-то шла война, но нас это странным образом не касалось. Здесь было на редкость мирно, хорошо. Шаров не наблюдалось, как будто их что-то отпугивало. Оазис покоя. Если не задерживаться взглядом на бесчувственных телах.

– Видишь утилизатор? – отвлеклась Рэй от переговоров по рации. – Который с зонтом. Это микролет. А зонт – это на самом деле винт. Маскировочка – блеск, правда?

И сам утилизатор, и растущий из его утробы полосатый парковый зонт были ненормально большого размера. Как же я сразу не обратил на это внимание?

– С той стороны холма – еще один микролет, – добавила она. – Нам только до Парка Грез дотянуть, а там есть где укрыться.

– Тогда чего мы стоим?

– Восстанови дыхание, – сказала она, – отряхни крылья. Генератор блок-поля пока работает, волна не вскрыта. Машинка спрятана в вершине холма, залита стеклопластиком. Площадь охвата, правда, маленькая, вот этот прелестный лужок, и все, – прижав шлемофоны к ушам, она внимательно слушала. – Ты прости, милый, у них такие дела творятся.

Врач склонился над Юрием, потом присел на корточки, жестом спирита наложив широченные ладони на биопластырь, и спросил:

– Ну, как ты?

– Он из-под капельницы сбежал, – наябедничал я. – Все склянки перебил.

– В склянках не было лекарств, – сказал старик, не двигаясь. – Обман, плацебо, лишь бы Скребутан не нервничал. Сильно чешется?

– Устал, – всхлипнул Юрий.

– Не дури, – сказал старик. Он повернул ко мне голову и вдруг улыбнулся:

– Кстати, у меня есть хорошее хокку для вашего японца Иссы. И для вас самого тоже. Вы не против?

– Против – значит контра, – парировал я.

Он с чувством прочитал:

Врач, он же поэт. И вдобавок хороший психолог. Я состроил зверскую рожу:

– В каком смысле? Это по поводу литературного творчества? Намек на чье, собственно, творчество? Где моя шпага?! Или это у вас мания литературного величия?

Он засмеялся:

– Просто шутка. О бесполезности сравнений в описании Божественного.

Умело спрятав тревогу, он посмотрел на лежащего перед ним пациента.

– У тебя есть и другие стихи! – выгнул спину, выкрикнул Юрий. – «Стать богоравным, оставаясь во плоти – безумье души…» Это ведь ты написал! Оставаться во плоти, Володя, это безумье души! Хватит с меня, Володя!

– От твоей души что-нибудь зависит? – мягко спросил Владимир Гончар. – Хотя бы механизм регенерации?

– Разрешите мне, – сказал я. – Врежу, как богочеловек богочеловеку. Трудно быть Богом, юноша? Но ведь кто-то должен Им быть, кто-то должен это делать?

Больной затих, но лишь на мгновение; он произнес тусклым голосом и совсем не то, что я ожидал:

– Теперь это ваш вопрос, Ваня. Зря смеетесь.

И наконец я рассердился. Я крутанулся и злобно спросил у Рэй:

– Твой Странник, надеюсь, знает, где искать третью Букву?

Как выяснилось, она уже закончила общаться со своим Центром управления. Лицо у нее было страшным, закаменевшим.

– Никогда не спрашивала, – ровно ответила она.

Юрий хотел было что-то ответить; я жестом остановил его и обнял Рэй за плечи:

– Что стряслось, девочка?

– Зеленые галстуки берут наших в заложники и по одному бросают их на ограждение. Новая тактика. Стас не выдержал и приказал всё отключить.

– Вы хорошо спрятали Буквы? – спросил Юрий.

– Не скажу, – рявкнул я.

– Подлецы, – простонала Рэй, уткнувшись мне в грудь. – Есть же подлецы…

– Уходим, – известил я общество, быстро оглядев всех.

Калека приподнялся – Гончар помог ему не упасть. Я посмотрел в небо и с отчаянием подумал: как же дорого обошлась святым местам попытка убедить Жилина в том, что он – Избранный! Не пора ли тебе, Жилин, собраться с духом и составить Слово – эта невысказанная мольба горела в глазах друзей… Но имею ли я право? Даже если и есть у меня пресловутая «третья буква», даже если и догадался я, что сие означает…

Поганая мысль пришла мне в голову, вытеснив все прочие, и тогда я сунулся в свой рюкзачок: