Сергей Абрамов - Мир приключений, 1989

Действительно, неужели этот «кто-то» не знал, что телефоны всех редакций, даже самых консервативных, тщательно прослушиваются и записываются, что цензура работает, как хорошо отлаженная, исключающая сбои машина, что, в конце концов, появись даже сегодня в газете то, что сообщил о предстоящей операции все тот же мифический офицер южноафриканских ВВС, этому никто бы не поверил — слишком уж фантастической показалась бы версия, слишком похожей на буйную фантазию автора какого-нибудь приключенческого боевика! И тем более в такое сообщение не поверил бы тот, против кого была направлена операция, человек, которому было суждено стать ее жертвой.

Нет, не это волновало сейчас Невелинга. Маленькая, слабенькая, но такая гнусная мыслишка, уколовшая его в самый первый момент после беглого прочтения содержимого пакета, лежащего теперь на столе перед ним, становилась все назойливей. Поначалу он отмахнулся от нее, решительно подавил ее в своем сознании — так она была абсурдна в своей дикости! Но она не исчезла окончательно, она возвращалась вновь и вновь, она жалила, жгла, и Невелинг понял, что проведет из-за нее вечер в муках и терзаниях, и есть лишь один выход, одно спасение: он должен немедленно ехать в офис, чтобы во всем разобраться самому.

Он появился в своем кабинете уже через полчаса и сразу же вызвал к себе дежурного по Системе, того самого, который взял на себя смелость направить ему домой злополучный пакет.

Дежурный явился немедленно, словно стоял в ожидании этого вызова за дверью. Он вошел с небольшим портфелем крокодиловой кожи, который держал под мышкой левой руки, придерживая его правой, готовый тотчас распахнуть портфель и выложить его содержимое на стол шефа. Был он мужчина лет сорока пяти, крепкий, мускулистый, с лицом профессионального боксера — скошенный назад низковатый лоб, приплюснутый нос, квадратные челюсти. Схожесть с боксером усиливалась короткой стрижкой на военный манер, подчеркивающей маленькие, плотно прижатые к черепу, плоские уши. И хотя на его лице невозможно было заметить ни проблеска интеллекта, в Системе он был известен как один из лучших аналитиков, которому поручались разработки самых деликатных и тонких операций. Именно под его начальством находился Невелинг-младший, а сам он был один из тех, на кого Невелинг-старший полагался больше других.

— Да, сэр! — пробасил он, войдя в комнату и попытавшись неуклюже вытянуться. — Слушаю, сэр!

— Что нового в квадрате «Зэт»?

— Объект стартовал и идет по своему курсу. Служба слежения ведет его согласно плану операции, сэр! Пока никаких неожиданностей.

— А это? — Еще больше помрачнев, Невелинг кивнул на лежащий перед ним серый пакет. — Что вы скажете об этом?

— Расследование ведется, сэр. У нас есть запись голоса того, кто звонил в газету. Решено установить тождество и…

— Значит, вы будете сравнивать с этой записью записи тысяч голосов, имеющихся в ваших досье? — раздраженно перебил его Невелинг. — А потом окажется, что ваша аппаратура исказила звук и подсовывает нам совсем не того человека, который нам нужен? Где пленка?

— Со мною, сэр. В портфеле.

— Оставьте ее мне. — Невелинг протянул руку за кассетой. — И можете идти. Я позову, когда вы мне понадобитесь!

Дежурный извлек из портфеля коробочку с магнитофонной кассетой, шагнул к столу шефа и аккуратно вложил ее в руку, протянутую Невелингом. Потом сделал шаг назад, тяжело, не по-строевому, повернулся на каблуках и хотел было уже покинуть кабинет, как голос шефа остановил его.

— Это… копия или оригинал?

— Копия, сэр! — поспешно обернулся дежурный. — С оригиналом еще предстоит работа, и я подумал, что…

— Вы правильно подумали, сэр, — оборвал его Невелинг. — И все же немедленно доставьте мне оригинал. Немедленно, вы меня поняли?

— Да, сэр! — вытянул руки по швам дежурный и наконец ухитрился щелкнуть каблуками. — Немедленно, сэр!

«Только носящий в душе хаос способен родить танцующую звезду. Только носящий в душе хаос… Только носящий… хаос… хаос…»

Невелинг про себя выругался и мотнул головою, пытаясь избавиться от невесть почему вспомнившегося очередного высказывания Нитцше.

Хаос… В чьей душе? В его, Невелинга, или в душе сына, Виктора? Или в думах их обоих? И при чем тут танцующая звезда? Впрочем… падающий самолет… Его ведь тоже, наверное, можно сравнить с танцующей звездой?

Он нажал на кнопку портативного магнитофона, и желтенькая кассета зашуршала, перекручивая пленку к началу записи. Это заняло несколько секунд, наконец кнопка перемотки щелкнула и выскочила в нейтральное положение. И опять, в который раз, Невелинг включил воспроизведение и услышал все тот же голос, голос человека, пытавшегося сорвать операцию. Говорил он гнусаво, явно искажая голос и коверкая слова, но смысл того, что он говорил, был ясен. Но уже не это волновало сейчас Невелинга. Пленка говорила ему то, чего, кроме него, не услышит и не поймет, пожалуй, никто в целом свете… разве еще один человек, но этот человек никогда не услышит этой записи, столько раз уже в течение часа прослушанной Невелингом наедине с магнитофоном в своем кабинете. Да, не услышит! Так решил Невелинг.

И опять ворвалась в сознание фраза: «Только носящий в душе хаос способен родить танцующую звезду… танцующую звезду… танцующую звезду…» Хаос… хаос… Нет, хаоса не должно быть. И прекратить его надо сейчас, немедленно. Сейчас не время для хаоса, сейчас, когда операция в самом разгаре, все должно быть сосредоточено на ней, только на ней!

Он опять перемотал пленку и… нажал на кнопку стирания записи. Стерев запись и убедившись в этом, он вынул кассету, аккуратно положил ее в пластмассовую желтенькую коробочку и спрятал ее во внутренний карман охотничьей кожаной куртки, в которой приехал из дому, вопреки своему обычаю появляться в офисе в строгих темных костюмах и в дорогих, неброских галстуках. Встал из-за стола, прошел к массивному книжному шкафу, заполненному переплетенными в вызолоченную гиппопотамовую кожу подшивками лондонской «Тайме» — почти за целый век! — нажал на верхний правый уголок шкафа, на вырезанную на нем виноградную гроздь. Одна из деревянных панелей стены, у которой стоял шкаф, медленно отъехала, открывая спрятанный за нею темно-серый сейф.

Невелинг, проделав сложную и только ему известную комбинацию с замком, открыл массивную дверцу сейфа и достал из его чрева тонкую казенную папку с надписью «Совершенно секретно», отнес ее себе на стол, уселся в кресло. Затем коснулся кнопки, вделанной в край стола справа, и замок двери его кабинета щелкнул, заперев дверь изнутри.

В папке было всего несколько листков, заполненных убористым текстом, и, приступая к их чтению, Невелинг невольно поморщился — это было уже не для его глаз и невольно напоминало о возрасте и об… Нет, об отставке он и не помышлял, хотя знал, что в Системе, да и не только в ней, кое-кто был бы готов занять его кресло хоть сейчас, допусти он малейший промах в той сложной игре, которую ему по роду занятий приходится вести.