Евгений Прошкин - Магистраль

— Они сами-то сюда собираются или мы его на метро повезем?

— Скоро должны приехать. Чем же ты ему так насолил, Шорох? Стрелять он не умеет, но отлавливал тебя старательно, как будто у него и врагов других нет.

— А сам он ничего не сказал? Не успел?

— Бред… Про сына что-то. Ты его сына не убивал случайно? Я надеюсь… А он твердит: сын умер молодой, кандидатскую даже не защитил… При чем тут кандидатская?!

— Да так… — Олег запустил руку в Асину сумочку и достал себе «Салем». — Я ему пообещал кой-чего…

— Обманул? — Прелесть с осуждением посмотрела, как он хозяйничает с ее сигаретами, и разыскала в сумке пачку мятных подушечек.

— Ну-у… конечно. — Шорохов стесненно улыбнулся.

— Довольно глупо с твоей стороны… Обещать человеку то, что ты не можешь выполнить, — это…нехорошо.

— Наверное. Но убивать за вранье тоже не здорово. Откуда он прибыл?

— Пятьдесят второй.

— Значит, два года мужик верил в пустое… А потом… Эх, что же он так рано-то, сын его? Пожил бы, пока родитель не загнется, потешил бы стариковское самолюбие…

— Мне не нравится то, что ты говоришь, и тем более не нравится то, что ты делаешь, — заметила Ася. — Становишься каким-то жонглером, Шорох. Чем жонглируешь? Живыми людьми…

— Ясно… Дай мне жвачку, — сказал он.

— Что?…

— Жвачку. Да не новую, а свою. — Олег подставил ладонь, и Ася, не совсем понимая, чего он хочет, выплюнула резинку.

Он встал на цыпочки и залепил в стене дырку от пули. Прелесть до нее не дотянулась бы при всем желании, но главное — это был хороший повод отвлечься. Разговор, кажется, зашел не в то русло.

— В Службу нас не для того брали, — настырно продолжала она. — И твои эксперименты… Твои детские приколы, они… Людей надо любить, Шорох. Хотя бы чуть-чуть.

— Ага, я и люблю… Время, Земля, человечество… и так далее.

«Срал я, Асенька, на твое человечество», — меланхолично подумал он.

У Олега пиликнул мобильник, и он торопливо ответил. Звонили местные.

— Ты тоже здесь? — осведомился голос.

— Нет, в светлом будущем, — огрызнулся Шорохов. — Если соединили, значит, здесь… Вы едете?

— Уже. Назови код.

— Какой еще код? — озадачился Олег.

— Домофона, какой!

— А-а… Не работает.

— Мы на лестнице.

Вскоре появился незнакомый опер — в белой футболке и спортивных штанах. Его можно было принять за кого угодно, именно к этому он и стремился, а чтобы не провоцировать Асю с Олегом на поспешные действия, поверх одежды оператор застегнул штатный пояс.

— Меня Пастором зовут. Можешь не представляться, знаю… — сказал он Шорохову. — Ну что, Прелесть, поймала клиента? Замучилась, бедняжка… О-о, как все серьезно! Свидетелей не закрывали пока? Что у нас еще? Пушечка… — проронил он, принимая «вальтер». — За ствол дадут пожизненное. Это не младенцев по люлькам тырить, это покушение на должностное лицо. Все, отбегался, болезный…

— Он и не бегал, — буркнул Олег. — Уже сорок два года.

Вместе с Пастором они понесли Седого к выходу. Ася поднялась на площадку с неподвижной парочкой и закрыла обоим по часу.

Когда нарушителя уже доволокли до тамбура, в подъезд вошел молодой парень, тоже в брюках от спортивного костюма и тоже в белой майке, почти как оператор, — только без ремня и с барсеткой на левом запястье. Остановившись, он с назойливым любопытством наблюдал, как двое тащат третьего.

— Тебе чего?… — зло спросил Пастор.

— А тебе чего?… — Парень набычился и преградил путь.

— Пусти, приступ у человека… Я сейчас вернусь, не уходи.

— Не уйду, — заверил он. — Ты сам смотри не уйди… в тину.

На улице стоял светло-серый «Фольксваген». Нарушителя загрузили назад, Ася с Олегом сели там же, но не по бокам, а вместе — после пяти разрядов из станнера особой прыти от Седого ждать не приходилось.

— Я скоро, — предупредил Пастор и крикнул водителю: — Заводи!

— Может, не надо этого?… — робко спросила Ася.

— У нас, Прелесть, свои правила, — откликнулся спереди другой опер.

— И какие же?

— Воли волкам не давать. А то совсем одичают. Шорохов раздраженно отметил, что местные уже общаются с напарницей, как со своей.

Спустя несколько секунд Пастор выскочил из подъезда и, запрыгнув в машину, бросил:

— Дуй!

Еще через мгновение на улицу выбрался и паренек. Он растерянно вертел головой, словно пытался вспомнить что-то важное. Пытался — и не мог.

— Грязно работаем… — посетовал водитель. «Фольксваген» мягко зажужжал мотором и тронулся.

Машина была не новая, но еще бодренькая, как и у Василия Вениаминовича.

Шорохов позаимствовал у Аси еще одну сигарету и вдруг понял, что вот сейчас, или тридцатью минутами раньше, напарница спасла ему жизнь. Это открытие было таким ошеломляющим, что Олег на некоторое время перестал воспринимать окружающий мир и очнулся лишь после того, как Ася щелкнула у него перед носом зажигалкой.

Так и не прикурив, Олег обнял ее за плечи и окунул лицо в пушистые волосы.

— Слушай… если бы не ты… этот старый пень меня бы грохнул…

— Три раза, — скромно уточнила она.

— Спасибо тебе, Асенька.

— Не за что, Шорох. Это не личное.

— Ну да, просто работа… — блаженно произнес Олег. У нас с тобой просто прелесть, а не работа.

Седой начал потихоньку оттаивать, и это было своевременно: теперь он смахивал на пьяного. По крайней мере нарушитель уже мог перебирать ногами, и вот так, спотыкаясь и повисая на плечах Олега и Пастора, он преодолел три метра от «Фольксвагена» до бункера.

Кое-как спустив Седого по узкой лестнице, Пастор толкнул задом дверь и, чуть не завалившись, втащил тело в кабинет.

Нарушителя пристроили на массивном деревянном стуле с высокой спинкой — именно таком, какого не хватало этой комнате в субъективном времени Шорохова. Остальная мебель полностью соответствовала: и столы, и три шкафа с резными финтифлюшками — все было на месте. Даже негодный контакт в центральном плафоне.

На месте Василия Вениаминовича восседал грузный мужчина того же возраста или немного постарше, но с чисто выбритым лицом и без лысины. Перед ним стоял компьютер — вероятно, уже Пентиум-3. Когда Шорохов прибыл на операцию, координатор вот так же сидел и таращился в монитор — Олег еще заподозрил, что тот попросту играет. Местный начальник назвал свою фамилию, но теперь, после долгих часов на солнце и трех микроперемещений, она вылетела из головы.

Кроме компьютеров, на столах ничего не было, и Олег невольно вспомнил, в каком виде застал кабинет впервые: повсюду громоздились стопки рыхлой бумаги, а на полу лежали невесомые клубы пыли, отлетавшие в сторону от каждого резкого движения. При этом половина бланков была отпечатана на древнем матричном принтере, а некоторые листы и вовсе оказались машинописными.