Гарри Тертлдав - Одюбон в Атлантиде

Взгляд Одюбона заметался. Он не видел… не видел… И увидел.

— О-о… — потрясенно выдохнул художник.

Орел сидел возле верхушки гинкго. Это оказалась крупная самка, длиной почти четыре фута от изогнутого клюва до кончика хвоста. Поднятый хохолок указывал на то, что птица настороже и в хорошем настроении. Он был медно-красный, как волосы рыжего человека или хвост краснохвостого ястреба, а не ярко-красный, как шейка колибри. Клюв темно-коричневый, живот темно-желтый, как буйволовая кожа.

Одюбон и Гаррис начали приближаться, медленно и осторожно. Несмотря на все старания, птица их заметила. Она расправила крылья и снова пронзительно закричала. Размах крыльев был относительно небольшим для ее размеров — немногим более семи футов, — зато сами крылья очень широкие. В отличие от своих белоголовых и золотистых кузенов, эти орлы чаще взмахивают крыльями, когда парят. Натуралисты так и не пришли к единому мнению о том, кто их ближайший родственник.

— Осторожно, — прошептал Гаррис. — Она собирается взлететь.

И она взлетела, всего через три секунды после того, как он это произнес. Одюбон и Гаррис вскинули ружья и выстрелили практически одновременно. Орлица издала еще один крик, на сей раз от боли и страха. Она упала и с глухим стуком ударилась о землю.

— Попали! — торжествующе воскликнул Гаррис.

— Да.

В Одюбоне боролись радость и сожаление. Какое величественное существо… как жаль, что ему пришлось погибнуть ради искусства и науки. Сколько еще их осталось, чтобы продолжить орлиный род? Каков бы ни оказался ответ — теперь одной особью меньше.

Орлица была еще жива. Она билась в папоротнике, яростно крича, потому что не могла взлететь. Ноги у птицы были длинные и сильные, — а вдруг она убежит? Одюбон быстро направился к ней. «Мы не должны ее упустить», — думал он. Теперь, когда они ее подстрелили, орлица стала научным образцом и объектом для его искусства. И если упустить ее, то получится, что она ранена напрасно, а подобная мысль была для Одюбона невыносима.

Но орлица не могла убежать. Подойдя достаточно близко, он увидел, что крупная дробина перебила ей левую ногу. Птица испустила душераздирающий вопль и угрожающе щелкнула клювом, и Одюбону пришлось торопливо отпрыгнуть, чтобы орлица не вырвала кусок мяса из его бедра. Большие золотистые глаза пылали ненавистью и яростью.

Помимо ружья Гаррис носил при себе еще и револьвер. Теперь он достал его и нацелил на птицу.

— Я ее прикончу, — заявил он. — Избавлю от страданий. — Он взвел курок.

— В грудь, пожалуйста, — попросил Одюбон. — Не хочу испортить голову.

— Как пожелаешь, Джон. Если это бедное создание замрет хотя бы на две-три секунды…

Отчаянно похлопав крыльями еще некоторое время и попытавшись достать клювом людей, превративших ее из повелителя небес в несчастную жертву, орлица сделала паузу, чтобы отдышаться и набраться сил. Гаррис выстрелил. Маленькая птичка разлетелась бы на куски, но орлица была достаточно крупной, и пуля осталась в ее теле. Испустив последний, захлебывающийся крик, она упала замертво.

— Впечатляющее создание, — серьезно проговорил Гаррис. — Неудивительно, что атлантийцы поместили его на свой флаг и деньги.

— Нисколько не удивительно, — согласился Одюбон.

Он выждал для спокойствия несколько минут, но даже после этого потыкал орлицу палкой, прежде чем поднять. Такой клюв и такие когти требовали уважения. Выпрямившись со все еще теплым телом на руках, он удивленно хмыкнул:

— Как по-твоему, сколько эта птичка весит, Эдвард?

— Дай-ка посмотреть. — Гаррис протянул руки, Одюбон передал ему орла. Гаррис тоже хмыкнул, пытаясь определить вес, и задумчиво поджал губы. — Провалиться мне на этом месте, если она не потянет на тридцать фунтов. Никогда не подумаешь, что такая большая птица способна взлететь, верно?

— Но мы это видели. И многие это видели. — Одюбон взял орла у Гарриса. — Тридцать фунтов? Да, пожалуй, ты прав. Я тоже назвал бы примерно такую цифру. Ни золотистый, ни белоголовый орлы не бывают тяжелее двенадцати фунтов, и даже самый крупный африканский орел ненамного больше двадцати.

— Но эти птицы не охотятся на крякунов. — Традиционно руководствуясь простым здравым смыслом, Гаррис передал суть проблемы с помощью минимума слов. — А вот краснохохолковому нужно как можно больше мускулов.

— Ты, несомненно, прав. Самые крупные крякуны, что водятся в долинах на востоке, ростом на фут, а то и два выше человека, по весу… Как думаешь, сколько они могут весить?

— Как минимум в три-четыре раза больше человека. Стоит только взглянуть на их скелеты, и сразу видно, насколько это были толстозадые птички.

Одюбон выразился бы иначе, но не мог сказать, что его спутник не прав.

— А можешь представить, как такой орел пикирует на большого крякуна? — спросил он высоким от возбуждения голосом. — Это все равно что молния Юпитера, никак не иначе.

— А ты можешь представить, каково было первым поселенцам, которым пришлось отбиваться от них пиками, фитильными мушкетами и луками? Уж лучше крякуны, чем я, Богом клянусь! Поразительно, что после такого здесь вообще кто-то согласился жить.

— Безусловно, — отозвался Одюбон, но слушал он невнимательно.

Художник смотрел на орла, решая, как зафиксировать его для рисунка в несомненно последнем (по разным причинам) томе «Птиц и живородящих четвероногих Северной Террановы и Атлантиды». Ему хотелось выбрать позу, выражающую мощь и величие, но орлица оказалась попросту слишком велика даже для крупноформатного издания, ставшего делом всей его жизни.

«Что не может быть вылечено…» — подумал он и понес птицу к терпеливо ждущим лошадям. Да, она точно весила все тридцать фунтов — по лицу Одюбона струился пот. Лошади закатили глаза. Одна из них негромко заржала, почуяв запах крови.

— Тише, тише, успокойтесь, мои хорошие, — проворковал художник и дал каждой по кусочку сахара. Это быстро их успокоило: лошадей подкупить так же легко, как и людей, и при этом они гораздо реже отказываются от уже заключенной сделки.

Одюбон достал проволоку, стенд (хотя он и взял самый большой из всех, что у него имелись, он показался художнику слишком маленьким для этой цели) и принялся за работу. Наблюдая за ним, Гаррис спросил:

— А как ты собираешься придавать необходимую позу крякуну, если мы его отыщем.

— Когда мы его отыщем. — Одюбон ни за что не признал бы возможность неудачи ни перед собой, ни перед другом. — Как? Разумеется, я сделаю все, что в моих силах. Кроме того, смею рассчитывать на твою неоценимую помощь?

— Помогу, чем смогу. И ты это знаешь. Если бы это было не так, разве я оказался бы сейчас в этой глуши?

— Конечно нет. — Одюбон и на этот раз ответил рассеянно. Теперь он точно знал, что хочет видеть. Он зафиксировал орла с отведенными назад крыльями, тормозящими пикирование, широко расставленными когтями и раскрытым клювом, словно хищник нацелился на большого крякуна.