Александр Плонский - Плюс-минус бесконечность (сборник)

— Что вы предлагаете?

— Потребовать доказательств.

— Пока инопланетяне получат наш запрос, а мы — их ответ, пройдут столетия. Да и возможны ли доказательства?

— Настаиваю на экспертизе, — повысил голос Буш.

— Мнение исследовательских компьютеров? — последовал правилам процедуры председатель.

— Возражение отвергается.

— Мнение компьютеров-экспертов?

— Возражение поддерживается.

Впервые в истории референдумов мнения компьютеров разошлись. Миллиарды людей затаили дыхание.

— Да, обман возможен, — помолчав, сказал Седов. — Но если от нас действительно зависит жизнь множества цивилизаций? Решайте же, что лучше: стать жертвой обмана или причиной гибели мыслящей Вселенной?

Обсерватория «Акбайтал» приняла новое сообщение: «Земляне! Вам не угрожает самоуничтожение. Это было жестокое, но необходимое испытание. Вы его выдержали с честью. Приветствуем Землю, вновь избранного равноправного члена Союза Цивилизаций!».

— Я не смогу, — сказал Ёнас.

— Он не сможет, — подтвердил психометролог Игл, отсоединяя датчики.

— Жаль, — вздохнул председатель Совета Земли Абрагам Седов. — Это наш единственный шанс.

— Но почему я? Из двадцати миллиардов именно я?

— Сейчас объясню, — вмешался Великий Физик. — Представьте себе петлю Мёбиуса, замкнутый внахлест отрезок ленты, лицевая сторона одного из концов поверх изнанки другого. Если двигаться по такой ленте, то рано или поздно окажешься в исходной точке, только вниз головой. Так вот, я предложил модель Вселенной в виде бесконечной петли Мёбиуса с кривизной пространства-времени.

— Какое отношение…

— Не надо спешить. Представьте, что на лицевой стороне вселенской петли наша Земля, а с изнанки ее двойник — Земля-2. Их разделяет ничтожная по астрономическим масштабам толщина ленты, или барьер ирреальности. Вдоль же самой петли расстояние между ними бесконечно.

Ёнас продолжал недоумевать.

— Но при чем здесь я?

— Для всех людей, кроме вас, барьер ирреальности непреодолим. Вы — исключение, если хотите — загадка.

— Поймите, — перебил Абрагам Седов, — лишь вы способны попасть на Землю-2! Как я вам завидую!

— И все же, — с запинкой проговорил Ёнас, — не рассчитывайте на меня. Возможно, я трус и эгоист…

— Ни то ни другое, — возразил психометролог. — Если не считать вашего поразительного дара, вы обыкновенный человек, правда слишком дорожащий своим личным счастьем.

Ёнас поднял голову:

— Мне немного нужно для счастья, и все это у меня есть. Дом, работа и, самое главное, любимая женщина. Киндер, кюхе, кирхе? «А чувство долга перед человечеством, общественное самосознание?» — спросите вы. Мне нечего ответить… Я никуда не хочу, ведь не пошлете же вы меня насильно?

— На Земле уже давно нет места насилию, — строго произнес Абрагам Седов. — Никто не собирается вас принуждать. Ну а если передумаете…

— Я готов. Ничто больше не задерживает меня здесь, — сказал Ёнас спустя три месяца.

— Его сердце переполнено горечью. Смотрите, как зашкаливает индикатор, — показал психометролог. — Но теперь он сможет.

— Она вас разлюбила?

Ёнас молча пожал плечами.

— И все же?

— Уверяет, что я был, остаюсь и всегда буду самым дорогим для нее человеком.

— Ясно… — сказал мудрый Абрагам Седов. — Но, может быть, она просто не представляла, что причинит вам боль?

— Говорит, представляла…

— Может, рассчитывала, что не узнаете?

— Не рассчитывала…

— Непостижимо! — воскликнул Великий Физик.

— Вы не можете ее простить? — спросил Абрагам Седов.

— Я не могу простить себя…

— Не понимаю вас, Абрагам, — сказал Великий Физик. — Когда Ёнас отказывался, вы его убеждали, а сейчас…

— Мудрецы утверждают, — ответил Седов после затянувшегося молчания, — что человеческая душа ничуть не менее сложна, чем Вселенная. В ней есть свои петли Мёбиуса, свои барьеры ирреальности. Ёнас запутался в такой петле. Любой другой из двадцати миллиардов просто перешагнул бы барьер в ту или иную сторону. И только он — не сможет!

Председатель Совета Земли Абрагам Седов принял срочный вызов Великого Физика. Они не встречались вечность — с тех пор как Ёнас, единственный из людей, способный преодолеть барьер ирреальности и перенестись на близкую для него, но бесконечно далекую для остальных Землю-2, завербовался на алмазные копи Нептуна и погиб при загадочных обстоятельствах.

— Не горюйте, старина, — сказал тогда Абрагам Седов. — Доступное одному рано или поздно становится доступно другим!

— «Поздно» меня не устраивает, — пробурчал Великий Физик.

— Значит, нужно помочь природе. Попробуйте раскрепостить силу Ёнаса, вероятно дремлющую до поры в каждом из нас!

— Спасибо за панацею, — поблагодарил Великий Физик, не переносивший дилетантских рассуждений. — Рецепт хорош, только как им воспользоваться…

Шли годы. Седова поглотила работа в Совете Земли. Великий Физик отгородился от мира китайской стеной уравнений. Он был типичным представителем гениальных одиночек, чей интеллектуальный потенциал поддерживался кибернетической мощью эпохи.

Принципы научной работы за два последних тысячелетия претерпели эволюцию, ход которой как нельзя более напоминал классическую спираль: когда-то науку творили гениальные индивиды — Архимед, Ньютон, Максвелл, Циолковский, Эйнштейн. С течением времени поверхностные залежи Знания истощились, глубинные же его слои состояли из сверхтвердых пород, на преодоление которых одиночкам просто не хватало жизни. Тогда возникли мощные коллективы ученых, инженеров, экономистов — их возглавляли такие блестящие организаторы науки, как Курчатов и Королев. Имена гениальных руководителей вошли в историю; тысячи их сотрудников остались безвестными.

Но вот в двадцать первом веке начался обратный процесс: комплексная роботизация научных учреждений вновь развязала руки гениям, уничтожила их кабальную зависимость от массы исполнителей, среди которых, увы, встречались и недобросовестные, и бесталанные.

Концентрация замысла в мозгу яркой личности, а воплощения — в идеально организованной иерархии роботов многократно сократили расстояние от гипотезы до теории, от теории до экспериментального подтверждения и оптимально взвешенного внедрения в практику (раньше стремились к «широкому» внедрению, которое иногда приносило больше вреда, чем пользы).

Общество достигло той степени процветания, когда уже могло позволить ученым единоличный выбор проблемы, даже если она казалась странной, несвоевременной, не сулящей пользы.