Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного

— Так вы, значит, действительно Иван Сергеевич Новиков, а не академик Булавин, — поверил, наконец, Стогов и с неожиданным восторгом добавил:

— Ловко же вы меня провели. Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил!

— Да не вас провели, Михаил Павлович, а врага, — вмешался Лобов. — Иван Сергеевич имеет некоторое, правда, довольно отдаленное сходство с академиком Булавиным. Этим сходством и воспользовалось наше руководство. Остальное дополнили грим, общение с Булавиным и опыт разведчика. По заданию нашего Управления Иван Сергеевич все эти дни охранял вас от неминуемой бы иначе смерти, он же сообщил нам ваше местопребывание и держал нас в курсе всего, что здесь происходило.

Ведь всякое наружное наблюдение за домиком, при опытности и настороженности Януса, было равносильно смертному приговору для вас. Чтобы убить у врага эту настороженность, мы даже мертвым вас объявили: на, наслаждайся своим успехом, считай себя в безопасности.

Пояснения Лобова были прерваны появлением подкатившего почти вплотную к крыльцу многоместного атомного лимузина. Дверки машины широко распахнулись, и из нее первым выпрыгнул Игорь Стогов. За ним вышли Ларин, академик Булавин, профессор Грибанов, начальник строительства станции Тихонов.

Михаил Павлович и Игорь уже сжимали друг друга в объятиях, на мгновение они отстранялись, глядели в лицо и вновь приникали друг к другу.

Они всегда были близки, дороги один другому, по-настоящему дружны между собой, но только теперь, пройдя через выпавшие на их долю тяжелые испытания, полностью постигли степень своей взаимной близости, привязанности, любви.

Глядя на встречу спасенного от смерти сына с возвращенным к жизни отцом, стоявшие вокруг них суровые, знакомые с житейскими бурями, далеко не сентиментальные мужчины, что-то уж со слишком поразительным единодушием начали покашливать, потянулись в карманы за носовыми платками и папиросами.

Игорь, наконец, выпустил отца из своих объятий, теперь к Стогову шагнул Ларин, который в этот день надел на штатский пиджак все свои боевые ордена.

Сначала Ларин хотел в несколько официальном тоне приветствовать Стогова, но потом на полуслове оборвал свою речь и по русскому обычаю трижды расцеловался с профессором.

Так же приветствовал Ларин и Новикова, а Стогова уже сжимали в объятиях Булавин, Грибанов, Тихонов.

— Как станция? — задал Стогов первый вопрос Булавину, когда несколько улеглась радость встречи.

— Все готово к пуску. Ждем вас, — опередил Булавина с ответом Тихонов.

— К пуску?! — изумился Стогов. — Но десять дней тому назад там было еще минимум на месяц работы?

— А вот представитель от товарища Ларина просил партийный актив стройки ускорить пуск станции. Ну, и ускоряем, — заключил Тихонов.

Стогов знал, что за этими скупыми словами стоял героический труд многих людей и с благодарностью думал об этих людях.

Лобов, докладывая начальнику Управления об успешном окончании операции, подробно рассказал и о сцене между Новиковым и профессором Стоговым. Прислушавшийся Стогов шутливо поднял руки и с наигранно сокрушенным видом произнес:

— Сдаюсь, Андрей Савельевич! Не получится из меня Шерлока Холмса, лишили вы меня лавров единственного в моей жизни подвига по задержанию преступника. Придется, видно, опять наукой заниматься. Хотя, позвольте… — Стогов вдруг стал очень серьезен. — Я, кажется, все же назову вам одного предателя, который, насколько я понял из слов Алексея Петровича, пока остается безнаказанным.

— Кого вы имеете в виду? — насторожился Ларин.

— Я имею в виду моего бывшего ученика, ныне кандидата наук Ореста Эрастовича Ронского. Ведь это он ввел в мой дом иностранного агента.

Ларин заговорил мягко, стремясь убедить Стогова:

— К счастью, вы опять ошиблись, профессор. Ронский действительно сильно виноват перед вами. Но Ронский не предатель. Он очень легкомысленный, болтливый, неразборчивый в знакомствах человек. Враг ловко ловит в свои сети таких людей. Но в связи со всей этой историей Ронский получил хорошую встряску. И, надо отдать должное, охотно встал на путь искупления своей вины. Скажу больше, Ронский немало сделал для того, чтобы помочь нам в борьбе против вражеской группы. По поручению и под наблюдением Лобова он дезинформировал врага о наших настроениях и намерениях, и о ходе строительства станции. Он же подготовил почву для похищения мнимого Булавина, помог нам внедрить в логово врага советского разведчика.

— Он и на стройке отлично работает, — вмешался в разговор Игорь.

— Очень рад этому, — отозвался профессор. — Значит, одним хорошим человеком больше. Кстати, мне следует попросить у Алексея Петровича извинение за одну давнюю размолвку. Я вижу, что был тогда не прав, осуждая уход Лобова из науки. Он выбрал очень важный, почетный и трудный путь в жизни. У вас талантливые люди нужны не менее, чем в науке.

В это время к собеседникам подошла большая крытая автомашина с зарешеченной сверху дверцей. Сотрудники Управления, которые под руководством Щеглова уже заканчивали обыск в домике и его разминирование, направились к крыльцу, чтобы перенести оттуда в машину Кондора.

Пока они ходили, Ларин подошел к открытой дверце машины и заглянул туда. Там, под охраной автоматчиков сидел уже несколько оправившийся от потрясения Шеф.

— Ну вот мы и встретились с вами, синьор Энрико Валленто. Надеюсь, что это будет наша последняя встреча с вами.

Услышав свое имя, Янус вздрогнул и поднял голову. Только звериную злобу прочел Ларин в этом мрачном взгляде, только злоба звучала в словах Януса, когда он, с трудом двигая распухшими губами, хрипло произнес с иронической вежливостью:

— У меня было так много имен, что я давно забыл настоящее. Благодарю, что вы напомнили мне о нем.

— И мы, и простые люди других стран многое напомним вам, Янус, из того, что вы хотели бы забыть навсегда. Это будет очень длинный счет, Янус, — спокойно отпарировал Ларин.

— Вы переиграли меня, господин Ларин! — задохнулся Янус от душившей его злобы. — И поэтому можете говорить мне все, что вам заблагорассудится.

— Не я переиграл вас, Янус, — возразил Ларин. — Советская земля разверзлась у вас под ногами, советские люди стеной встали на вашем волчьем пути, в Советском государстве вы оказались в мертвом для вас безвоздушном пространстве.

Прошло еще две недели. Теплая июльская ночь опустилась над Крутогорской котловиной. Мириады звезд сплелись в причудливо светящемся хороводе на плюшевом фиолетовом небе. Легкой прохладой потянуло с невидимых во мгле горных вершин, угомонились птичьи стаи в уснувшей тайге, тишина разлилась в напоенном ароматом цветения буйного разнотравья воздухе, тишина опустилась на городские проспекты и площади.