Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного

— Старый, не старый, а шестьдесят уже, — с легкой грустью усмехнулся Стогов, — ну, ладно, пошли, Игорек. Или нет, присядем перед этой дорожкой…

Стоговы подошли к высокой, увитой гирляндами роз, выращенных в подземном саду, арке из солнцелита. По верху арки цветными лампочками светились слова: «Термоядерная электростанция Академии Наук СССР» и ниже традиционное: «Добро пожаловать!»

Под арку уже въезжали машины членов правительственной комиссии. Президент Академии Наук, возглавлявший комиссию, приветливо здоровался со строителями, сердечно приветствовал героев дня, как назвал он Булавина и Стогова.

Среди приехавших Михаил Павлович увидел секретаря Крутогорского обкома партии Александра Александровича Брянцева. Они были давно и хорошо знакомы, не раз сиживали рядом в президиуме партийных конференций, коротали время в нескончаемых беседах у охотничьих костров.

Заметив Стогова, Брянцев, широко шагая, двинулся навстречу. Секретарь обкома порывисто обнял ученого и спросил:

— Читали опровержение сообщения о вашей смерти?

— Читал, — усмехнулся Стогов. — Только к чему вы это — «выдающийся», «известный».

— Так это не мы, — возразил Брянцев, — народ вас, Михаил Павлович, таким считает, а известно: глас народный — глас божий.

— Словом, воскресший из мертвых, — пошутил профессор.

— И очень хорошо, — отозвался секретарь, — знаете, поверье такое есть: кого заживо похоронят, долго жить будет. Вы, Михаил Павлович, живучий.

Их беседу прервал президент Академии, пригласивший членов комиссии, проектировщиков и лучших строителей осмотреть станцию.

Люди шли по мозаичному пластмассовому настилу, любуясь игрой электрического света в гранях прозрачных, еще не принявших рабочей нагрузки зданий.

Затененный нависшими горными громадами, тускло поблескивал в лучах прожекторов стогниновый купол урановой станции. Чуть поодаль багрянцем пламенел корпус электролиза тяжелой и сверхтяжелой воды, напоминавший своими цилиндрическими колоннами гигантский элеватор. Рядом с ним, подавляя своими размерами и мощью, почти на пятьдесят метров взметнулось вверх светло-розовое звездообразное здание, где был установлен ускоритель высокозаряженных частиц. Неподалеку от главного входа, точно площадка ракетодрома вонзилась в ночное небо пиками установленных под разными углами решетчатых металлических мачт высокочастотная станция. Ее чуть заостренные на концах пятисотметровые мачты, расцвеченные красными сигнальными огоньками, удивительно напоминали готовые к взлету ракеты.

Точно аллея гигантских реликтов, площадку по диагонали пересекали две шеренги зеленых, что еще более усиливало их сходство с деревьями, опор беспроводных сверхвысоковольтных линий. Широко раскинув унизанные гирляндами изоляторов стометровые пластмассовые лапы, они словно устремились в объятия друг другу.

Будто древние сторожевые башни, площадку со всех сторон окружали цилиндрические и конусообразные здания термоконденсаторов и термораспределителей. Приземистые в соседстве со своими высотными собратьями, точно ульи пасеки какого-то великана, разбежались по площадке разноцветные кубы трансформаторных и токопреобразовательных установок.

А вокруг, на вершинах гор, что смутно проступали во тьме над площадкой, искрились, переливались в лучах прожекторов высокочастотные отражательные зеркала, каждое до пятисот метров в поперечнике. Отсюда, снизу, больно было глядеть на их идеально отшлифованную серебристую поверхность. Они напоминали то ярко освещенные иллюминаторы океанского корабля неведомых титанов, то затерянные в безднах Космоса спирало-диски звездолетов.

Негромко переговариваясь, подавленные величием этих сооружений, восхищенные их легкостью и расцветкой, хорошо подчеркивавшейся разноцветными прожекторами, члены правительственной комиссии неторопливо обходили этот созданный людскими руками храм звездного пламени.

Они не могли увидеть всего, ведь сотни километров кабелей и трубопроводов, свитых в тугие узлы кровеносных артерий и нервных волокон очень своенравного и капризного организма этого энергичного богатыря, крылись в толщах каменистого грунта под надежной броней стогнина и других пластмасс. Все эти сотни километров сосудов и нервов из разных мест стремились к сердцу станции. Люди тоже подошли к ее сердцу.

Каким маленьким и слабым казался человек в соседстве с устремленным на десятки метров ввысь главным реактором. Точно свернувшийся в кольца сказочный Змей-Горыныч, привольно лежал он в центре площадки. Как голова змея на тонкой шее, настороженно глядела на людей поднявшаяся в небо башня металлического токоприемного сердечника.

Кажется, еще секунда, и расплетется пятисотметровое солнцелитовое кольцо, мелькнет в воздухе серебристое чешуйчатое тело, и чудовище, изрыгая гром и пламя, умчится в неведомые темные дали, в космические бездны, откуда похитили его дерзкие люди.

Но, точно змеи мифического Лаокоона, исполинское тело оплели широченные полосы красноватых шин гофрированной обмотки. Они то сбегаются в узлы, то далеко отступают друг от друга, но держат, крепко держат, прижимают к земле космическое чудище. Нет, никогда не распрямит он свое свернутое человеком в покорное кольцо тело, никогда не покинет эту землю, которой так нужно его пышущее звездным жаром сердце.

Да, крохотным, незаметным кажется человек в соседстве с укрощенным вселенским гостем. Но это он, человек, похитил небесный огонь у жаркого неистовства звезд, мыслью и руками водворил его на Землю, и не яростный звездный огонь, а бессмертная, неугасимая, не ведающая преград человеческая мысль зажжет вечный факел тепла и света в еще холодном чреве реактора. И этот неугасимый огонь будет вечно славить не милость космических далей, а гений и искусство человека.

— Пора, товарищи, на Центральный пульт, — взглянув на часы, пригласил президент Академии, — сейчас двадцать три часа пятнадцатого июля. В ноль часов ноль одну минуту шестнадцатого июля станция должна дать промышленный ток и тепло, — закончил он так просто, как будто речь шла о пуске обычной заводской ТЭЦ.

Вслед за президентом Академии все поднялись на верхний этаж хрустального куба Центрального пульта. Слепило глаза сияние стекла и пластмассы, застыли в последней неподвижности стрелки приборов, тусклым матовым светом отливали телевизионные и радарные экраны.

Тихонов, внешне спокойный и сдержанный, подошел к микрофону.

— Внимание! Внимание! — разнесся над станцией его уверенный голос. — Всем, находящимся вне Центрального диспетчерского пульта, покинуть территорию станции и отойти в безопасную зону! Срок десять минут!