Сергей Щепетов - Род Волка

Туземец ночь пережил – когда Семен подошел к нему, тот, похоже, просто спал. Раны на руках и ногах покрылись корочкой засохшей крови. Кроме того, оказалось, что кишечник и мочевой пузырь работают у него исправно. И с этим надо было что-то решать. Попутно у Семена всплыло в памяти слово «пролежни», и он, не без усилия, повернул раненого на бок. Признаков этого бича лежачих больных на спине и ягодицах он не обнаружил, зато, когда вернул тело в исходное положение, обратил внимание на его распухшую голень.

Строение скелета нижних конечностей Семен вспомнил с изрядной натугой, но это ему мало помогло – перед ним был не рентгеновский снимок, а волосатая нога живого человека. Пришлось на ощупь сравнивать положение костей в ней и в собственной ноге. Кое-чем оно отличалось, и Семен решил, что имеет дело, скорее всего, с закрытым переломом. Что положено по инструкции делать в такой ситуации, Семен знал наизусть: зафиксировать конечность и отправить пострадавшего в больницу. Там обломанную кость сомкнут должным образом и в такой позе зафиксируют гипсовой повязкой. Все хорошо, все понятно, но что делать, если больницы нет? Даже не то что поблизости, а нет вообще? Оставить все как есть? Ох-хо-хо-о-о…

Начал Семен с того, что выволок труп косули на берег и освежевал его. Все, что могло сгодиться в пищу, он завернул в шкуру и сложил на плот. От той же шкуры он отделил изрядный кусок и порезал на полосы – собственно, ради них он и затеял это грязное дело. Потом при помощи ножа и рубила стал сдирать остатки коры с бревен, стараясь, чтобы куски получались побольше. Все это добро он перенес к раненому и сказал ему:

– А сейчас, парень, тебе будет очень больно. Я попытаюсь поставить твою кость в правильное положение и зафиксировать ее. Анестезию тебе делать нечем. Если там осколки или мякоть превращена обломками в фарш, я ничего поделать не смогу – значит, не судьба. А теперь терпи.

Пару раз туземец содрогнулся от боли и даже издал слабый стон, но, в общем, процедуру перенес геройски. Семену тоже пришлось несладко: нужно было выпрямить голень, по возможности совместить кости и в таком положении все зафиксировать кусками коры и полосами шкуры. Вроде бы ничего сложного… теоретически. А практически Семену отчаянно не хватало еще одной пары рук. Всю операцию трижды пришлось начинать сначала. Когда наконец он завязал последний узел, то чувствовал себя так, словно пробежал хороший кросс с полной выкладкой.

Между тем, вероятно, приблизился полдень, и погода начала активно портиться. Небо затянуло тучами, поднялся ветер. На голом островке, чуть возвышающемся над водой, лишенный даже своей рогожи, Семен почувствовал себя крайне неуютно. Он вывалил на бревна мясо и кое-как пристроил на спине оставшийся кусок сырой шкуры – это было, конечно, лучше, чем ничего, но комфорта прибавило не сильно. Длительное пребывание поблизости от трупа и отрезанных голов, которые Семен почему-то так и не решился сбросить в воду, сильно притупило остроту восприятия, и теперь он почти жалел, что не снял одежду с хозяев плота.

Семен жевал вяленого карася, выплевывал кости и все больше утверждался во мнении, что нужно все-таки плыть. К тому же вода продолжала подниматься. Надежды встретить сушу было мало, но он придумал выход: если в середине плота насыпать приличную груду щебня и слегка разровнять ее, то на ней можно будет жечь костер. То есть суша будет как бы и не нужна, а нужны будут дрова и что-то, за что можно зацепиться, чтобы не сносило течением. Попросту говоря, можно загнать плот в заросли и там остановиться, поскольку еды хватит на несколько дней. Правда, совершенно не ясно, что делать, когда она кончится, но… Практика уже показала, что строить столь далекие планы в этом мире бессмысленно.

Последнего карася Семен разжевал и скормил по опробованной технологии раненому туземцу. Потом попоил его водичкой и занялся костровой насыпью. Чтобы грунт не просыпался в щели между бревнами, их пришлось затыкать остатками коры и камнями покрупнее, а щебенку носить в куске шкуры, обнажив почти согревшуюся спину. Туземца он решил просто затащить на плот и положить на бревна, постелив на них рогожу, – ему, наверное, будет неудобно и мокро, но ничего иного предложить нельзя.

Плаванье проходило под мелким гнусным дождем и ветром, который налетал порывами. Продрогшему до мозга костей Семену оставалось только материться и грести шестом даже не для скорости, а исключительно сугреву ради. Помогало плохо. Вчерашняя проблема сменилась своей противоположностью: накануне он изо всех сил старался не застрять в кустах, а теперь высматривал их как спасение. И разумеется, ничего подходящего на пути не попадалось – только жалкие верхушки, через которые плот переезжал, даже не сбавляя скорости.

К вечеру рельеф берега изменился: кое-где из воды торчали верхушки деревьев и довольно протяженные вереницы залитых кустов, но Семен уже почти перестал что-либо соображать от переохлаждения. Даже страха перед надвигающейся темнотой он почти не испытывал – и ежику понятно, что в таком состоянии до утра ему все равно не дожить.

В конце концов стемнело. Ни луны, ни звезд. Дождь, правда, кончился, но ветер никуда не делся, и этого было достаточно. С трудом разогнув занемевшие пальцы, Семен бросил шест, сел, привалился боком к куче щебенки, свернулся в позе эмбриона и стал умирать. А плот все плыл и плыл.

Плыл и плыл сквозь непроглядную мглу.

А потом остановился.

Семен это понял далеко не сразу. А когда понял, то обнаружил, что ветра почему-то почти нет. Попытался встать и чуть не лишился глаз – над плотом нависали ветки. Он ломал их, стоя на коленях, а потом во весь рост. Ломал, ломал, сваливал в кучу посреди плота и снова ломал – тонкие и толстые, все подряд. Потом опомнился и долго перебирал их, пытаясь найти хоть один сухой сучок.

Кое-какой опыт выживания в подобных ситуациях у Семена был – в той, предыдущей жизни. Он понимал, что сам факт наличия топлива спасения не гарантирует. Нужно суметь разжечь костер. Нужно суметь не наделать ошибок, не начать паниковать. Это совсем не просто, когда руки отказываются подчиняться, а сознание меркнет. Все нужно делать медленно и тщательно.

Придумать, организовать, оформить место, где первый огонек не задует ветром – даже если для этого придется лечь на бок и прикрывать огонь своим телом. Нужно приготовить растопку – тонкую, мелкую, сухую. Даже если все вокруг пропитано водой. Надежда, что и так, мол, загорится, самоубийственна – не загорится, чудес не бывает. А если и бывает, то не здесь и не сейчас. Нет ни бересты, ни сухой травы, ни мха. Нет клочка газеты или сигаретной пачки. Значит, придется действовать по полной программе.