Сергей Щепетов - Род Волка

Собственно говоря, палатка тоже никуда не делась – ее Олег взял с собой на охоту и через неделю должен был вернуть.

Пускай кришнаиты и прочие вегетарианцы доказывают, что хотят, но главный харч в жизни человека – это мясо. Вялить и коптить этот продукт без соли Семен никогда не пробовал, хотя мяса и рыбы завялил на своем веку немало. Тут главная хитрость заключается в том, что в продукте (грубо говоря, в куске) не должно быть никаких надрезов, выемок и накладок. Идеальный вариант – это целиковая мышца, скажем, оленя, которая вынимается из туши полностью – от верхнего сухожилия до нижнего. И не дай бог повредить пленку, в которую она заключена! Если пленка цела, то данный кусок в дыму или на ветерке в первый же день прихватится корочкой, которой будут не страшны никакие мухи. Все это Семен знал и старался, как мог, но он не был профессионалом, а мяса было много. Туземец же ничем помочь не мог, поскольку его сородичи, как выяснилось, ничем подобным не занимались. Часть кусков благополучно заветрилась и хлопот не доставляла, а остальные приходилось два раза в день перебирать, вырезая места, куда мухи успели отложить яйца. Наверное, даже червивое мясо после термической обработки можно было есть, но для такой пищи Семен еще недостаточно одичал. В общем, с едой дело обстояло терпимо, и Семен мог некоторое время спокойно упражняться с посохом и арбалетом, совершенствуя свои «магии». Жалко только, что это время оказалось недолгим…

Есть правило, которое, пожалуй, для всех времен и народов не знает исключений. Сформулировать его можно примерно так: событие хорошее может произойти, а может и не произойти; если же есть вероятность какой-нибудь гадости, то она свершится обязательно. И она свершилась – ранним-ранним утром.

– Вставай, Семхон. Они пришли.

– Кто?! – вскинулся Семен.

– Хьюгги.

– А? Да? – Еще толком не проснувшийся Семен подполз к выходу и высунулся из шалаша.

Рассвет, вероятно, только что наступил – спать бы да спать еще! В природе красота и благолепие: полный штиль, тихо переговариваются птички в кустах, над водой туман. До слез хочется опять оказаться в далеком-далеком детстве. Вот в таком вот утреннем тумане, поеживаясь от сырости и нетерпения, подойти тихо (чтобы рыбу не распугать!) к берегу, размотать леску, насадить червяка на крючок и забросить вон туда, где расступаются листья кувшинок. А потом сидеть и, затаив дыхание, смотреть на поплавок: клюнет, обязательно клюнет! В таком месте и в такой час не может не клюнуть!

«И вот поди ж ты! В этом месте и в этот час не будешь ты, Сема, таскать желтоватых, толстых, ленивых карасей, – начал он мыслительную зарядку, чтоб поскорее проснуться. – Это противоестественно, ненормально и дико – умирать вот таким тихим летним утром. Лучше темным промозглым осенним вечером. Лучше? А помнишь, как таким вот вечером тебя накрыло снежным зарядом на подходе к перевалу? Вокруг ни укрытий, ни дров, и одежда не спасает, потому что изнутри вся промокла от пота. Нельзя остановиться даже на несколько минут, а идти сил уже нет. Это был, наверное, единственный раз, когда ты умирал медленно. Тогда ты молил Бога, в которого не верил, чтобы все было не так, – отдохнуть, отогреться, увидеть солнце, зеленую траву и уж только потом… Нет, Сема, было много полевых сезонов, было много ошибок и глупостей, из-за которых ты оказывался на самом краю. Помнишь, как ослепительно солнечным днем раннего лета ты шел на перегруженной лодке и любовался пронзительной голубизной ледяных глыб на берегах – остатками растаявшей наледи? Это великолепие нельзя ни сфотографировать, ни нарисовать, ни описать словами – только смотреть, впитывать в себя и запоминать на всю оставшуюся жизнь. А потом был поворот русла, за которым оказалось, что наледь протаяла не вся, и жизни тебе осталось метров на двадцать… Или тот обрыв, на камнях которого ты нашел отпечаток древнего моллюска, о котором мечтал много лет, который открывал тебе путь к признанию, карьере, достатку. И ты подумал, что вот сейчас не страшно и умереть, потому что лучше уже не будет. Ты начал спускаться, чтобы поделиться с людьми своей радостью, и оступился. И пошел вниз. Можно было просто лететь и катиться, но в черных вспышках отчаяния и боли ты цеплялся за каждую травинку, за каждый кустик!

А теперь что? Если бы тебя разбудил дикий крик „Атас!!!“, ты бы вскочил как ошпаренный – адреналин уже булькал бы у тебя в крови. Туземец, из-за которого ты торчишь здесь, хочет умереть и не собирается сопротивляться. А что, собственно, можешь ты, Семен?

А – все!!! Никто не вправе отбирать у меня будущие закаты и рассветы, лес и степь, горы и реки – никто! Да к чертовой матери все и всех!!! Буду договариваться или драться – до конца! Как всегда!!»

Семен оскалился, зарычал и встал на ноги: «Ну, где вы там?»

Пятеро хьюггов вышли из зарослей минут через десять. Растянувшись недлинной цепью, они неторопливо двинулись через открытое пространство к шалашам. Семен был разочарован: он ожидал увидеть косматых гориллоподобных существ с оскаленными клыками, с которых капает слюна. Ничего подобного – люди, как люди. Наверное, если их помыть, подстричь и приодеть, то они не будут выделяться среди прохожих на городской улице. Тем не менее с первого взгляда было ясно, что хьюгги и сородичи Атту принадлежат к разным расам или, может быть, антропологическим типам – эти коротконогие, широкогрудые, с мощным плечевым поясом. Совсем, в общем-то, не узкие лбы чуть скошены назад, а челюсти выдаются вперед, лица клинообразные, с сильно выступающими, чуть горбатыми носами. Тела покрыты довольно густыми волосами, но лица от растительности почти свободны – похоже, она там просто не растет. Кроме того, люди, стрелявшие в него с плота, были одеты в балахоны из шкур. Эти же почти обнажены – лишь пах и ягодицы прикрыты небольшими фартуками из оленьей шкуры. Оружие у всех примерно одинаковое – дубины или палицы, утяжеленные вставленными в расщепленный конец камнями, оплетенными кожаными полосками.

– Вон, впереди – вожак ихний. Тот самый. За мной пришел, – удовлетворенно констатировал Атту. Он пытался встать, опираясь на палку.

«Курс антропологии у нас в институте читали замечательные специалисты, – размышлял Семен. – Беда только в том, что… Ну покажите мне парня, который в девятнадцать лет желает освоить некую отрасль науки, которой заниматься не собирается? Более того, по ней даже экзамена нет, только зачет! Нет, конечно, встречаются отдельные чудики, которых ненужные знания привлекают больше, чем сидящая на соседнем ряду девочка в юбочке вот прямо… до сих! Но таких… гм… людей очень мало. А если смотреть на проблему шире… Да что там институт! Вы возьмите обычную среднюю школу и представьте себе человека, который овладел ВСЕМИ знаниями, которые там ему пытались запихать в голову. Представили? Да, я согласен: это будет уже не человек, а сверхчеловек!