Александр Тюрин - В кругу друзей, или Повесть о тихом ужасе

— И где ж эти варианты сидят, почему их физики не видят?

— У нас другая наука — вампирика.

— А что, жирная пиявка с двумя дырками, это ваше наивысшее достижение? — ехидно поинтересовался Летягам.

— Ой, критик нашелся. Что ты понимаешь вообще? Пока что ты только потребляешь нашу энергию и наши знания, ничего не давая взамен нашему Кругу.

— А сколько можно выпить крови у одного человека? — решил уточнить сломленный железной логикой Летягин.

— Стоп… Еще скажи — выхлебать. У тебя речь неотесанного деревенского упыря, — укорил Трофим. — Специалисты говорят: взять валорис I. А есть еще валорис II, валорис III, фитовалорисы — из области растительных соков, и, наконец, натурвалорис… Мечта поэта, энергия, несущая планетарный, космический порядок, — Трофим умолк и несколько раз ударил кулаком по своей ладони. — И его возьмем, никуда не денется… А теперь отвечу на твой наивный вопрос. Для нас не существует понятие «можно». Нужно! Сколько организм требует, столько и нужно. Дозирование очень скоро дойдет до автоматизма… А теперь иди, умойся. Тебя ждет роскошь человеческого общения.

Летягин стал драить запущенную физиономию, а Трофим тем временем читал вслух из чудом завалявшегося тома «Брокгауза»:

— «Вампир, слово неизвестного происхождения». И не стыдно им! Надо было узнать, прежде чем статью кропать… «На Запад пришло из Германии, куда, в свою очередь, перенято было от славян». Слышь, Жора, всё от нас тянут, хотя потом развивают до совершенства… «Двояко произносится: вампир и упырь» Ну, козлы эти авторы, а еще бороду отрастили! Упыри — это чистые контактники, а вампиры — специалисты бесконтактного слизывания. А вот еще перлы: вампиры — это, дескать, мертвецы, встают, понимаешь, из могил, высасывают кровь у порядочных людей, когда те спят. Дешевое повидло… Думали нас унизить, да сами и обделались. «Могилой» окрестили девятимерную среду, в которой возбуждается волна преобразований. Стыдно, господа! Есть прекрасное слово: «воронка». Эти грязные завистники обзывают «мертвецом» человека, который пробуждается к новой жизни! И доноры — вовсе не спящие, а умиротворенные. Отрезать голову, пронзить осиновым колом, вот что только и умеют эти ваши энциклопедисты…

Давно известно: если вы зашли в комнату, а находящиеся в ней люди резко стихли, словно выключенное вдруг радио, значит, они говорили о вас.

Летягин еще за дверью услышал, как сослуживцы на разные лады склоняют его имя. Но дальше народная примета пробуксовала — встретили его появление не молчанием, а смехом и криками: «браво», «бис». В комнате были Лукреция Андреевна, экономист, Галина, ведущий специалист, Николай Константинович, начальник сектора, и некоторые другие лица.

Когда Летягин приблизился к Николаю Константиновичу на расстояние удара, тот встал, чтобы иметь над подчиненным физическое превосходство в росте.

— Проект из-за вас стоит, заказчик денег не перечисляет. А вы, Летягин, уподобляетесь…

— Тому танцору, — подсказал кто-то.

— Тому танцору, — повторил Николай Константинович, — которому… — он запнулся и сел, грозно прищурив один глаз, — идите и работайте. И не вставайте со стула, пока не закончите с подключением базы данных.

— Так он же обкакается, Николай Константинович, прямо в помещении, — хихикнул кто-то из молодежи.

Съежившийся Летягин жалким шагом пошел на свое место.

Трофим уже был здесь. Под видом связиста, проводящего новую линию, он ковырялся в стенах, сыпал штукатуркой и поигрывал мягкими согласными в конце слов.

Галина, не вставая и не поворачивая головы, сказала, в частности:

— Летягин, я не хочу из-за вас краснеть. Я делала базовые программы, и люди могут подумать, что система не работает из-за моих ошибок.

— Ваши базовые программы передают базе данных бессмысленные запросы по несуществующим ключам, — слабо сопротивлялся Летягин. — Вы бы хоть предварительную обработку сделали…

Ответила Лукреция Андреевна, подскочив, она выкрикнула:

— У сектора от вас одни неприятности!

Вскоре Летягин уже не различал слов, до него доходил только их общий смысл: не способен и виновен.

— Ну-ка, милый, сходи до параши. А потом расскажешь, что видел, Трофим подтолкнул его к выходу. — Далеко не убегай, сейчас будет опера, — это Трофим уже сказал за дверью. — Я тебе маленькую накачку сделаю, чтобы твой глаз острее стал.

Шлепнула легкая волна, комната наполовину раскрылась и Летягин стал незримым свидетелем следующей сцены.

Николай Константинович неустанно повторял, что не в Летягине дело, Летягин только симптом, и Лукреции Андреевне есть тоже о чём подумать. Лукреция Андреевна, вы же распустили клиента до невозможности. И Галине меньше бы в зеркало смотреть, для нас и так сойдет — не целоваться сюда пришли… Галочка, вы и в самом деле абстракционистка, изготовили, понимаешь, «черный ящик», а Летягин за вас отдувается.

Летягин опытным глазом приметил, что Лукреция Андреевна и Галина уже не шевелятся, остальные тупо разглядывают свои ногти или уставились в одну точку на компьютерном мониторе.

Николай Константинович мягко, по-кошачьи, прыгнул к Лукреции Андреевне, впился и, делая жевательные движения, стал подбираться к ее яремной вене. Несколько капель валориса I слетело на пол, и он, воровато озираясь, размазал их ногой.

— Фу, моральный урод. Взгрызся, будто в котлету, — поморщился Трофим. Позорит нас как класс.

Следующей на очереди была Галина. Но она повела себя беспокойно. Под клыком заерзала, попыталась посмотреть, что ей мешает, стала крутиться…

— Маленькая неряшливость ведет за собой большую ошибку, — принялся рассуждать Трофим. — Не довел ведь ее до полного оцепенения. Нельзя внушать донору, что он беспросветно виноват. Донору должна быть оставлена надежда, что он может исправиться и заслужить доверие.

— Галина теперь на него в милицию сообщит.

— Что ты! Акт произошел слишком быстро. Просто при общении с ним у Галочки будет возникать непонятное напряжение. Дама она нервная и этого топтуна к себе уже не подпустит… А смотри-ка, валенок валенком, а насосался ваш Николай Константинович всех валорисов до отвала! — не без зависти отметил Трофим. — Но, кажется, недолго длилось счастье дяди Коли…

Из смежной комнаты появился Лев Соломонович, начальник отдела, и поманил к себе в кабинет Николая Константиновича.

— Вот она, пищевая пирамида во всей красе. Не для себя старался, — злорадно прошептал Трофим. — Смотри, какие теперь рожи корчит.

И действительно — лицо Николая Константиновича выражало «последнее прости». Летягин не удержался от хмыканья, есть еще справедливость на свете.

— А твоя афиша не лучше была, когда он тебя сегодня приголубил, — сказал Трофим.