Игорь Пронин - Свидетели Крысолова

Живец осторожно попробовал поднять руки — бесполезно, ремни держали надёжно. Впрочем, это пустая затея, ведь за боксом наверняка установлено наблюдение. Кто мог оказаться рядом, когда Дмитрию стало плохо на улице? Нет, армия всё же отпадает. И всё равно ему очень, очень повезло.

Что говорит чутьё? Дмитрий даже зажмурился, стараясь услышать внутренний голос. Нужна хоть какая-то подсказка...

— Ну, что? — Шацкий вошёл, плотно прикрыв за собой дверь, сразу бросил взгляд на невидимый Живцу экран. — Вижу, ты напряжённо размышлял! Это правильно.

— Кто вы? — безо всякой надежды на правдивый ответ спросил Дмитрий.

— Шацкий Аркадий Владимирович, — с улыбкой повторил крепыш и уселся на свой стул. — Теперь твоя очередь представиться.

— Дмитрий...

— И всё?.. Ну ладно. Значит, слушай сюда: тебя нет в федеральной картотеке, тебя нет в картотеке Интерпола, тебя нет ни в одной из тех картотек, куда мы имеем доступ. Кое-какая информация ещё не поступила, но я уверен, что ни таких отпечатков пальцев, ни такого рисунка сетчатки глаза в базах данных не окажется. Ты понимаешь, Дима, что это означает?

Живец прикрыл глаза.

— Это означает, что тебя просто нет.

Живец улыбнулся. Вот теперь кое-что понятно. Милош не рискнул дать его полные данные своим охотникам, чтобы не засветиться перед НБ, которая, по обыкновению, присматривает за всеми.

— А если тебя нет, то с кем же я вообще говорю?.. Знаешь, парень, ты хуже, чем мертвец — тебя не было никогда. И если хочешь жить, просто жить, то изволь сначала появиться из небытия. Договорились?

Живец приподнял веки, показал глазами на капельницу:

— Что там, Аркадий Владимирович?

Шацкий молчал, пристально разглядывая лежащего Дмитрия. Пауза затянулась, и Живец тоже стал изучать лицо собеседника — вдруг пригодится. Крупные черты, глаза немного навыкате и неестественно голубые. Можно смело предположить, что это «свой» цвет, косметолог сделал бы лучше. Мелкие веснушки, сетки неглубоких морщин... Учитывая тип лица, Шацкому примерно лет сорок пять.

— Там лекарство. — Шацкий понял, что давить на Живца таким образом бессмысленно. — Врачи говорят, что ты был в критическом состоянии. Впадал в кататонию, если ты знаешь, что это такое. Я — не очень.

— Я тоже.

— Ну... Им не нравится твой мозг. Физических повреждений нет, но некоторые процессы... Эта штука, что вливается тебе в вены, не даёт уснуть. Без нее ты опять отключишься, понимаешь?

— Понимаю, — чуть кивнул Живец. — А было бы неплохо. Я хотел досмотреть один сон.

— Не говори ерунды! — сморщился Шацкий. — Тебе надо серьёзно лечиться, если надеешься выкарабкаться. Для этого требуются хорошие специалисты, но ещё раньше ты должен рассказать мне всё. Время работает против тебя, учти. Пока тебя просто нет, Дима, и лечить некого.

Живец опять прикрыл глаза. Выходит, дать «сыворотку правды» или прибегнуть к каким-нибудь иным жёстким методам НБ просто не может, боится потерять добычу. Впрочем, что это меняет?.. Просто несколько повышает статус жертвы. Выложить Шацкому всё? Рассказать о той части секретных операций Милоша, что известна ему, исполнителю? Под суд мэра не отдать, но НБ — неторопливая организация. Ликвидировать Живца скорее всего не станут, но поместят в тихое местечко со здоровым климатом — до лучших времён.

Шацкий опять что-то сказал, но Дмитрий его не услышал — именно в этот момент ему привиделся Зелёный Человек. Он сидел на бревне и набивал трубку. Живец даже дышать перестал, боясь спугнуть видение. Поворот головы, чуть приподнимаются поля шляпы... И снова, снова будто закольцованная запись. Почему-то это важно.

— Ты слышишь меня?

— Да...

«Да! Память Наташи Даниловой, вот где хранилось ещё одно воспоминание, такое же смутное. Она вышла из дому и едва не столкнулась со странным типом во всём зелёном, у него ещё был маленький цветок на шляпе. Остроконечная шляпа!»

Дмитрий не мог вспомнить лица, но шляпу наконец-то сумел удержать перед мысленным взором. Нет в Москве двух таких шляп.

— Так что, будем применять спецсредства?

Живец открыл глаза. Шацкий нахмурился, смотрел недружелюбно. Надо выспаться, без этого не понять, что происходит. Зелёный Человек послал какое-то сообщение, а Дмитрий до сих пор его не расшифровал... Наплевать на кататонию, каталепсию или что там ещё! Когда собственная психика трещит по швам, а под городом бродят какие-то чудо-мутанты, наплевать уже на всё. Надо избавиться от капельницы.

— Молчишь? А я ведь не просто так спросил, я...

— Мне плевать на твои спецсредства, — процедил Живец.

Гримаса неприязни на лице Шацкого медленно разгладилась, он отодвинулся. Профессиональный подход не приемлет эмоций, и теперь энбэшник думает.

— Я не хочу говорить. Делай что хочешь, — немного скорректировал свою позицию Живец и отвернулся.

Краем глаза он заметил, как Шацкий уставился на экран невидимого прибора. Ладно, смотри... Живец начал считать от тысячи к нулю.

— Что ж, не все люди одинаково вменяемы. — Шацкий прихлопнул себя по коленям и поднялся.

Он вышел не прощаясь, а Дмитрий продолжал считать. Он не чувствовал изменений в сердцебиении или воздействия каких-либо стимуляторов. Неужели капельница помешает уснуть? Ведь достаточно дремоты, лёгкой дремоты...

Сойдя с Экспресса у «Планёрной», Наташа набрала на браслете номер Тофика. Подполковник отозвался мгновенно:

— Видишь пирамиду? Высокая такая, на тридцать этажей, её трудно не заметить. Там торговый центр, наверху офисные здания. Я жду вас слева от южного входа.

— Почему там? Пойдём сразу к тоннелю!

— Пойдём. Направляйся к южному входу.

Тофик разорвал связь.

— Надеюсь, он не потащит нас кофе пить и не станет отговаривать, — поморщилась Наташа, пробираясь через толпу. — Надоело повторять, что я уже всё для себя решила.

— Может быть, твой начальник хочет что-нибудь сказать с глазу на глаз?

На ходу Наташа обернулась. Так и есть, у Мартиросяна над переносицей собралась озабоченная складка. О чём он всё время думает? Заботливый нашёлся, боится за неё. Сама Наташа тоже чувствовала страх, но где-то вне себя, рядом. Жирный, липкий страх, до которого можно случайно дотронуться, и тогда уже не отмоешься. Сергей показался ей перемазанным этой мерзкой субстанцией, захотелось отправить его куда-нибудь подальше отсюда, навсегда.

— Может, останешься?

— Что? — не понял Мартиросян. — Ты не хочешь меня сразу начальству показывать?

— Нет здесь никакого начальства, — поморщилась Данилова и продолжила путь к торговому центру. — Здесь одни добровольцы. А о тебе Тофик уже всё выяснил, не сомневайся.

— Вот и я тоже... доброволец. А что обо мне можно выяснить?