Селия Фридман - Восход черного солнца

- Лезьте!

Полуослепшие глаза его не видели дороги, он полностью доверился осязанию. Земля поднималась крутыми гладкими склонами, наподобие метеоритного кратера; он карабкался вверх, пытаясь не думать о Тарранте, стараясь нащупать опору на вставшей дыбом, неустойчивой земле, пытаясь помочь выползти другим...

Сиани закричала. В ее крике звучали боль и леденящий ужас, и Дэмьен замер, оглушенный. И увидел, что ее тело конвульсивно изогнулось и стало сползать вниз. Он подхватил женщину, поймав рукав, пытаясь не дать ей соскользнуть в туннель.

- Не могу, - выдохнула она. - Боги, я не могу...

- Помоги! - выкрикнул Дэмьен, и Хессет вцепилась в другую ее руку, и вместе они держали Сиани, а ее тело сотрясалось; от стремительно возвращающихся воспоминаний, боли и страха всей жизни, сжатых в единую мгновенную вспышку. Кожа ее пылала, но, может быть, это было от солнца. Проведя столько времени среди нелюдей и полулюдей, израненный, бесконечно уставший Дэмьен уже не мог вспомнить, какова нормальная температура человеческого тела.

Они потащили ее наверх. Медленно. Они боялись сделать неверное движение на предательском склоне, но еще больше боялись оставаться на месте. Обидчик Сиани наверняка был уже мертв. Но сколько еще их осталось, и не сочтут ли они месть достаточной причиной для короткой вылазки под солнце? Дюйм за дюймом они преодолевали восточный склон. Из-под ног сыпалась земля, целые груды ее сползали на дно кратера. Они пытались не сползти заодно с ней. Склон стал круче, и Дэмьену, чтобы удержаться, приходилось зарываться в почву, глубоко вдавливая пальцы. Сиани тихо стонала, беспомощно повиснув на его руке, а он волок ее за собой, надеясь, что она не очень пострадает. Шаря по осыпающейся земле, священник наконец нащупал что-то твердое. Корень. Он взглянул вверх и совсем недалеко от себя увидел в ярком свете очертания деревьев. Шепча благодарственную молитву, он вцепился в прочный корень и подтянулся. Хессет увидела, что он сделал, и потянулась за ним. В мягкой почве переплеталось множество корней, питающих мощные деревья...

И вот они уже наверху. Все трое. Дэмьен застыл, часто дыша, на самом краю кратера. Потом с усилием поднялся на ноги. Сиани лежала неподвижно, но лицо ее было спокойным. Приложив ухо к ее груди, священник услышал мирное дыхание. Он ласково взял ее на руки и прошептал:

- Она в порядке. - И стал баюкать ее, как ребенка. - Она будет в порядке.

Шатаясь, они пошли прочь. Они покидали те места, где столько мучились, и не замечали, что их пронизывает насквозь ледяной зимний ветер. Потому что солнце изливало на них свои лучи, и вместе с ними возвращалась сама жизнь.

Серия землетрясений, которую подтолкнул Таррант, продолжалась еще три дня. Но чем дальше они были, тем слабее. Деревья выворачивало с корнем, склоны гор изменили очертания, подземные лабиринты обвалились, но земля выжила, а только это и имело значение.

Они встали лагерем на равнине, на открытом месте, и переждали последние толчки. Только тогда Дэмьен отважился вернуться к тому месту, где они спаслись из-под земли. Пейзаж изменился полностью, все кругом было завалено огромными расколотыми камнями, скатившимися с гор. Но он все-таки нашел это место, лишенное деревьев, и увидел, что почва со всей округи сползла к центру кратера и все пространство покрывала рыхлая земля.

Воронка была засыпана почти до краев. Это сделали последующие толчки; они встряхивали землю, пока она не заполнила пустоты, как вода. Что бы Таррант ни сделал с демонами - и с собой, - все навсегда было погребено под рухнувшим горным склоном. Вместе с его останками.

Священник преклонил колени для молитвы, пытаясь изгнать из памяти образ пылающего костра. Пытаясь не вспоминать, как его руки прикасались к обугленному телу Охотника. Он медленно читал молитву над мертвым, прося милосердия для души, которая никогда не заслужит милосердия. Он просил за человека, который сам вверг себя в ад, и даже если б за него молились тысячу раз в день, тысячу лет подряд, это не могло бы облегчить ни на мгновение его страданий.

- Покойся в мире, Пророк, - прошептал священник. И в нем шевельнулась надежда, что когда-нибудь это будет возможно.

46

Зима на равнины пришла рано, но она была несравненно мягче ледяной жестокости высокогорной осени, и Дэмьен был за это благодарен природе. После двухсотмильного путешествия он радовался отмытому телу, чистому белью, а уж знать, что Сиани в безопасности, было счастьем, до которого он уже не надеялся дожить. И если она изменилась, если она больше не та женщина, которую он знал... разве он не ожидал, что так и будет? Разве он не следил, как что-то в ней перестраивается, на всем пути обратно к восточному берегу?

"Этому уже не помочь, - горько говорил он себе. - Уже ничему не помочь".

Он взглянул туда, где в центре ракханского селения шумело празднество. Ночь была темной, почти безлунной, но ликующие ракхи осветили ее факелами, и на центральной площади, точно маленькое солнце, бушевал огромный триумфальный костер. И она танцевала с ними - не так, как танцуют ракхи, но и не так, как могла бы танцевать женщина. Посвященная, она сама поставила себя меж двумя мирами, стала мостом между ними. Магистр Знаний. Вспомнив это ее имя, Дэмьен отвернулся. В нем вспыхнуло возмущение. И тут же - ненависть к себе, к своей несправедливости.

"Она никогда не была на самом деле твоей. Ты никогда не знал ее на самом деле".

Это не помогало. Ни на йоту. Но холодная рассудочность никогда не помогает.

Ему стало не по себе. Он задыхался среди множества палаток. Среди множества ракхов. Кроме племени Хессет, здесь собрались еще многочисленные гости, которые пришли услышать рассказы, увидеть диковины, и зачарованно глядели на ненавистных, грозных людей. Он чувствовал, как вокруг него играют и переливаются волны энергии, на таких уровнях, которые он истолковать не мог - как будто племена, которые обыкновенно избегали друг друга, пытались создать новый, более высокий, всеобъемлющий порядок. "Человеческое общество, - думал он. - А мы посеяли семена". Со временем здесь появятся страны, союзы и все болезни цивилизации, что с ними связаны... Он не знал, что испытывает - радость или вину, но подозревал, что последнее вернее. Если будет на то Божья воля, Завеса останется неповрежденной, и ракхи сами построят свою судьбу, свой мир, не сталкиваясь с миром людей. Да будет воля Божья.

Он медленно побрел прочь от селения. Снаружи было холодно, но тяжелая одежда, которую соткали для него ракхи, отлично защищала от зимнего ветра. Он глубоко засунул руки в карманы и пошел на восток, прочь от искрящихся праздничных огней. Стихли за спиной монотонные напевы ракхене и оживленный женский смех, который иногда доносился из общего шума. Ее смех. Он плотно запахнулся в куртку и зашагал быстрее. Утоптанную землю вокруг селения ракхене сменила расквашенная слякоть, которую уже начал засыпать свежий снег: нетронутый, незапятнанный, сверкающий белизной покров окутывал равнины мягчайшим пухом, и на землю опускалась тишина.