Василий Шахов - Тень Уробороса. Аутодафе

— Когда будут готовы результаты, — тихо попросил я лаборанта-инфекциониста, — забросьте их на мой компьютер.

Она кивнула и снова повернулась к панели, над которой высился экран. За этим экраном, как за семью печатями, происходило главное: послушные руки робота, направляемые лаборантом, исследовали в реактивах кровь пациентов, одновременно скидывая в программу результаты проведенных наблюдений. Мы перестраховывались как только могли, но все понимали, что рано или поздно даже надоевшие всем защитные костюмы не спасут и нас от заражения. А колоть антибиотики профилактически было нельзя: препаратов оставалось в обрез…

Я ошибся: Хаммон уже не спал. К моему приходу он уже озирался по сторонам, вытирая пот со лба и что-то бормоча.

— А, доктор! — воскликнул он, завидев меня. — Вот как вы вовремя! А я что, действительно подхватил эту вашу «чью му»?

Пульс у него оказался учащенным, но испарина порадовала: значит, антибиотики действуют правильно и сбили жар.

— Вы, смотрю, молоденький совсем… а уж доктор! Вам двадцать-то есть?

Ну что за охота болтать? Сам мучается от болезни, полторы тысячи лет назад сжирающей землян остервенелее всякого катаклизма, но при этом минуты не может продержаться, чтобы что-нибудь не прокомментировать.

— Откройте рот…

— А-а-а!

— О, господи, закройте!

Хаммон изумленно щелкнул челюстями и уставился на меня, а я насладился долгожданной тишиной. Только пару минут спустя он осмелился прожужжать сквозь стиснутые зубы:

— Что там у меня, доктор? А?

Еле сдерживая смех, я ответил, что с таким кариесом надо к дантисту, а не к хирургу. Так мы и расстались, а я по выходе отчитался Лизе, что Хаммон идет на поправку и что она так и может передать госпоже Бароччи.

— Я слышала, Кристиан, — слегка картавящий голос скользнул по моему слуху мягкой кошачьей лапкой. — Спасибо. Этот человек… Хаммон… действительно очень важен для всех нас.

— Хорошо, я понял, госпожа Бароччи.

Если они с Лизой на связи, это еще не значит, что кроме них на прослушке не висит еще половина аэровокзала…

Подошла моя очередь дежурить в общей палате для еще не обследованных пациентов. Было ясно, что пробыть здесь нам придется долго.

Никто не спал, кроме нескольких детей, напуганных не меньше, чем взрослые, но сломленных дремотой. Инфекционист уже начала передавать мне файлы с результатами анализов. Я не подавал виду — на меня то и дело поглядывали пассажиры — но чем дальше, тем больше утрачивал надежду увидеть хоть кого-то не зараженного. И профилактическими дозами антибиотиков здесь уже не обойтись. Лечить придется по полной программе, а медикаментов… Не стоит об этом!

— Звонок был дезинформацией, — сказал я, и многие вздрогнули от неожиданности, а кто-то не сразу и понял, о каком звонке речь, поглощенный страхом перед чумой. — Да, спекулатам удалось отрезать нас от внешнего мира, но это совершенно не означает, что им удалось захватить всю планету. Руководство сейчас ищет каналы связи с правительством. Ваше дело, господа, выздоравливать. Наше — лечить. Сейчас не те времена, когда от этой болезни умирали.

— Но у вас, наверное, не хватит лекарств… — робко подала голос какая-то молодая женщина в углу, и в темноте я различил только ее блестящие глаза.

— Лекарств хватит. Просто слушайтесь медиков, просто будьте одним организмом, у которого заработал иммунитет…

С дальней кровати поднялся сегодняшний нахрапистый и пошел ко мне. На лице его поигрывала усмешка.

— Ладно, теперь моя очередь, — сказал он.

Я не сразу понял, о чем он толкует, мои мысли были заняты другим. А он завернул рукав рубашки и показал один из шрамов:

— Я вот об этом, док. Мы ж, вроде, договаривались?

Спорить было бессмысленно, тем более что мне действительно было любопытно происхождение этих страшных ран.

— Я дрессировщик, док. Такая вот редкая в наше время профессия.

Кто-то из женщин презрительно фыркнул, но нахрапистый только двинул головой в сторону звука, будто желая сказать: « Вот они, трусливые обыватели! Такие они все! »

— Меня звать Хью Иглз, я династийный укротитель. У нас все в семье в этом деле подвизались, вот и я наперекор не пошел. С малолетства на манеже, сами понимаете. Ну и, ясное дело, не свинок морских дрессирую. У меня пятеро тигров и две львицы, всех слепыми сосунками помню, на моих руках повырастали… — он хлебнул что-то из плоской фляжки.

— Это что, господин Иглз?

— Ну начина-а-ается! Виски это, док…

Да… Нет предела человеческой глупости…

Я забрал у него фляжку и объявил остальным, что если они хотят пустить лечение на ветер, то пусть употребляют побольше спиртного. Хью угрюмо посмотрел на меня, как будто я был кем-то из его тигров или львов, но возражать не стал. Хотя, думаю, его порадовала бы картина моих прыжков через горящий обруч под щелканье его кнута…

И тут я не поверил своему глазу — тому, в котором стояла линза с файлом исследований крови. Тот юноша, сосед Хаммона, клеомедянин Эфий, оказался полностью здоровым. При том, что и сам Хаммон, и приставленные к ним обоим офицеры заразились.

— Перепроверьте, пожалуйста, пробирку 2877, - не сводя глаз с Хью, сказал я лаборанту по внутренней связи.

— Что? — не понял дрессировщик и по-собачьи нагнул голову к плечу.

— Это я не вам. И что ваши тигры, господин Иглз?

Так, офицеры Маркус и Сантос, а заодно и клеомедянин Эфий сейчас в соседнем секторе. Сейчас этот укротитель расскажет свою историю, и я пойду меняться с тамошним дежурным. Хочу посмотреть на этого юношу еще раз. Только бы анализ оказался корректным и Эфий действительно каким-то чудом не заразился!

— …Выступаем, значит, минуты три. Все своим чередом, эти сидят, порыкивают. Но Стэн, скотина, так и косит глазом на меня…

— Простите, Стэн — это?..

— Тьфу ты! Да чем вы слушаете, док? Или снова там связь эта ваша, внутренняя? Стэн — это самый был гадючий тигр в этом выводке. Анархист проклятый. Все норовил меня на слабо развести, понимаете? А остальные притихали и смотрели, удастся ему или нет. Любил я его, сволоту полосатую, больше любил, чем всех остальных. И вот в самый ответственный момент, когда мне по сценарию пришлось повернуться к нему спиной, эта скотина бросается на меня и начинает ломать… Вот вас, док, когда-нибудь большой зверь ломал?

— В двух последних жизнях — нет. В остальных — не помню.

— В общем, чудом меня из-под него вытащили. Он не особо-то и хотел меня уходить, снова проверял. Но, как говорил штопавший меня эскулап, я походил на фарш, пропущенный через мясорубку на два раза. Три месяца в реанимации, полгода лечился.

— Так вам, таким, и надо… — отчетливо прошипела все та же дама. — Издеваетесь над животными!