Сборник - Фантастика, 1966 год. Выпуск 1

Какой темный коридор!

Вот наш отсек: по три комнаты е каждой стороны. Все двери открыты. Приятно видеть, что работа кипит, люди снуют взад и вперед. Не делают зарядки, паршивцы, пренебрегают распоряжениями.

Я сегодня чувствую себя как гость: на все смотрю со стороны и другими глазами.

– Здравствуйте, Иван Николаевич!

Первое приветствие: тетя Глаша, уборщица, несет ведро с помоями. Полное, к счастью.

– Здравствуйте, тетя Глаша! Как самочувствие?

– Плохо! Опять слив в операционной засорился, таскаю ведрами.

Первая операционная: Семен ведет опыт с изолированной почкой.

– Здравствуйте, товарищи!

Все дружно улыбаются и отвечают. Пока еще. Вот он, мой заместитель.

Никак этот Семен не поймет нового технического подхода к проведению опытов: нужно держать под контролем максимум “входов” - вслед за Юрой я теперь тоже так называю все внешние воздействия на систему.

– Семен Иванович, почему же у вас температура не стабилизирована? Всего тридцать градусов.

– Да вы знаете, теплообменник испортился. Мы решили так.

– Напрасно. Такой сложный опыт - и пропадает зря.

Моргает - и все. Что он скажет?

Картина: в центре на подставке почка в прозрачном сосуде. К ней идут два шланга с кровью от машины АИК, за которой сидит “машинист” Сима и с очень деловым видом крутит разные ручки. От шлангов машин и почки тянутся провода в угол к сложному комплексу электронных аппаратов, наставленных в три этажа. Там командуют два техника - Миша Самохин и Лена Ганжа. Они совсем юные, нынче кончили техникум. Приятно посмотреть.

– Сколько же параметров вы контролируете сегодня?

По-моему, Семен замялся. Инженер Коля Гулый, который, я знаю, всем здесь командует, смотрит на него с сожалением.

Не буду ставить в неловкое положение начальство.

– Скажите, Коля, вы.

– Мы непрерывно записываем давление крови на входе и выходе, содержание Oz и С02. Кроме того, определяем PO2 в ткани самой почки. Биохимия делает нам анализы через тридцать минут.

Он перечисляет: адреналин, органические кислоты, щелоч,ной резерв, аминокислоты, рН и некоторые ферменты. И конечно, количество и состав мочи.

– Но почему же вы не стабилизировали температуру?

– В начале опыта потек теплообменник, я…

Он замолчал, не хочет подводить начальство.

Семен:

– Это я велел продолжать опыт. Жалко было срывать, когда уже почка была выделена.

– Хорошо, продолжайте. Раз уж так случилось, то я вас попрошу проследить работу почки при специальном охлаждении.

Это нужно мне. Мои почки будут совсем холодные, и сомнительно, будут ли они работать. Впрочем, это не так важно, есть специальный аппарат…

Смотрю. Все заняты своим делом. Атмосфера спокойная.

К Семену они, кажется, просто равнодушны. А ко мне? Наверное, я хороший начальник. Не придираюсь по мелочам.

“Я вам советую”. “Я вас прошу сделать так-то”. Я просто стесняюсь. Это часто вредит дисциплине. Не все понимают хорошее обращение.

Можно, наверное, идти. Хотелось бы сказать теплые слова, но не умею. Покажется смешным.

Иду в другую комнату. Знаю, что там должен быть опыт по изучению характеристики сердца и сосудистой системы.

Новая методика.

Какой ансамбль! Оперируют Игорь и Вадим, а Ира что-то возится около аппаратуры. Не замечают.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, Иван Николаевич! Как ксвдти! Мы хотим выделить сердце вместе с легкими, чтобы пойнйстыо пересечь к ним нервные пути, но сохранить первую регуляцию сосудов и внутренних органов.

– Я знаю. Так что?

– Да мы никак не можем отделиться от пищевода и позвоночника. Много мелких сосудов. Покажите нам!

Это, конечно, Вадим. Не стесняется в просьбах.

– Хорошо. Сейчас переоденусь.

Не собирался оперировать, но сейчас рад. Когда работаешь руками, то не остается места для посторонних мыслей.

В соседней комнате, где хранится всякое хозяйство, надеваю белые брюки и рубашку. Они хорошо поглажены. Это заботы Юли, старшей лаборантки. Другие надевают неглаженое.

Я люблю оперировать. Правда, сейчас острый опыт, то есть без соблюдения асептики, но все равно я хочу, чтобы было чисто и красиво.

Мою руки. Надеваю халат и перчатки. Все остановились и ожидают. Только Ира с двумя своими помощниками все еще склонилась над аппаратами. Наверное, что-то не ладится, а скоро нужно уже записывать. Вадим подмигивает:

– Техника подводит. (Озорные глаза. Веселый.) - Ничего, как-нибудь справимся.

Собака лежит, разрезанная почти пополам. Операция трудная: нужно отделить сердце вместе с легкими от соседних органов, включить в артериальное и венозное русло специальную внешнюю систему трубок и резервуаров, позволяющих произвольно регулировать работу сердца. При этом кровоснабжение мозга не должно прерываться ни на секунду, чтобы не нарушить иннервации всего организма. Кроме того, нужно ввести несколько датчиков в артерии вены.

Оперировать меня научила война. Была настоящая хирургия. Но, между прочим, хирурги зря задаются: оперировать на собаке труднее, чем на человеке. Вот, например, эти легочные вены - они такие тонюсенькие, того и гляди порвутся.

Движения мои точны и ловки. Приятно. И ребятам нравится, я вижу. Они помогают хорошо. Это я их научил. Благодарны? Тебе хочется благодарности?

– Юра, сколько каналов вы сможете сегодня записать?

– Думали, десять, но два не работают. Придется ограничиться измерением.

– Это плохо, Юрка. Сам шеф включился, а ты не обеспечил техники.

Длинный нос у Вадима и брови черные. Кавказец он, что ли? Фамилия Пляшник - украинец? Одессит? Там все нации когда-то перемешались.

Ну вот, самое трудное позади. Сердце работает отлично, оно даже не заметило, что мы включили трубку в аорту и кровь идет через расходомер.

– Юля, гепарин ввели?

– Да.

– Кажется, нигде не кровит.

Это важно - перевязать все мельчайшие сосудики. Кровь лишена свертываемости, а опыт длится много часов.

– Сколько у вас приготовлено крови? Игорь, это ваш опыт?

– Мы заготовили только два литра, больше нет собакдоноров.

– Плохо.

– Иван Николаевич, вы же знаете, как работает наш виварий. Сами собак покупаем.

– Или воруем.

Молчу. Не в моей власти наладить работу вивария. Но Юра возмущается:

– Дать бы этому Швечику на партийном собрании! Такой проходимец!

– Уже давали. Чем-то он мил начальству.

– Говорят, Ивану Петровичу какие-то услуги оказывал.

– Вадим, не говорите так. Наверное, это просто сплетни. (Это я защищаю своего директора. Не думаю, чтобы он унизился.)

– Нельзя, Иван Николаевич, поступаться принципиальностью даже в мелочах.

“Как поучает, нахал!”

– Мало сил, Вадим. И не знаю, стоит ли их растрачивать на мелочи.