Сборник - Фантастика, 1966 год. Выпуск 1

– Сомневаюсь, что это так. Все вы, старшее поколение, любите усложнять. Как найти границы между мелочами и важным?

– Зато вам, молодежи, все кажется просто. А это не так. Человеческие суждения субъективны и ограниченны, нужно это помнить. По одному и тому же вопросу разные люди имеют противоположные мнения и совершенно в них убеждены. Если говорить о примитивной принципиальности, то епор можно решить только силой. А истина, между прочим, может быть посредине. Самое главное, чему меня научил возраст, - это сомневаться. И пожалуй, искать компромиссов. Нe нравится, Вадим?

– Нет, не нравится. Швечик есть Швечнк, сомнения и компромиссы тут вредны. И вообще мне непонятны ваши pacсуждения. Честность есть честность.

– А об Иване Петровиче, который будто бы ему потворствует, вы можете сказать столь же категорично?

Вадим немного озадачен.

– Ну, где же ваша принципиальность? Если Швечин подлец, то его покровитель тоже? По законам формальной логики.

– Я должен подумать. Но, пожалуй, есть основания.

– Подумайте. Но помните, что все имеет меру. Все нужно пытаться выразить числом. Даже и такие понятия, как справедливость, добродетель. В сложных системах действует вероятностная логика, а не закон “все или ничего”. Он, кстати, отвергнут даже в физиологии.

– Формула относительности понятий, конечно, очень удобна. За ней легко спрятать и трусость и слабость. Все нужно оценивать, взвешивать, во всем сомневаться, а с действиями тем временем подождать. А потом и совсем увильнуть.

Мне нравятся его задор и непосредственность. Игорь делает ему знаки, чтобы замолчал. Политик. Все-таки я шеф.

Мы продолжаем работать. То есть мы занимаемся скрупулезным делом - перевязываем мельчайшие кровеносные сосуды. Голова свободна для мыслей. Отдельные реплики по делам не в счет.

– Юра, вы кибернетик. Выскажитесь!

Он немножко смущен. Даже покраснел. Его симпатии на стороне Вадима. Наверное, они все считают меня излишне щепетильным и трусоватым.

– Я попытаюсь. Машина делает так: она сравнивает одну цифру с другой и в зависимости от результата включает действие. Но мы, техники, имеем дело с простыми понятиями, где смысл цифр ясен. Я не знаю, как сравнивать сложные понятия из сферы этики, политики или философии.

– Кража есть кража: украл копейку или миллион.

Кто-то тихонько бросил: - А почему-то наказывают разно.

Все заинтересовались спором, и это начинает мешать рaботе. Нужно заключать, хотя, кажется, у меня нет шансов убедить, их. Молодость судит слишком категорично. Попытаюсь.

– “Что такое хорошо и что такое плохо?” Помните у Маяковского? В физиологическом плане хорошо - это только возбуждение центра приятного. Вся деятельность человека - программы. Если они выполняются - хорошо. Препятствия - плохо. У животных программы - это инстинкты, а у человека, кроме того,- мораль, этика, нормы поведения. Они не одинаковы: есть классы, религии, философия, наука. Отсюда разная оценка поступков, разное добро и зло. Общество определяет его уголовным кодексом, а каждый человек - убеждениями, которые сильно деформируются субъективностью, зависят от животных программ - любви, голода, честолюбия… Критерии добра и зла, принятые в обществе, только тогда хороши, когда они обеспечивают ему устойчивость и совершенствование. Все. На этом, я думаю, нужно прервать наш спор, иначе опыт пропадет.

Пока я произносил свою речь, уже никто не работал - одни из интереса, другие из уважения. Не все эти мысли мне самому понятны, и я бы послушал ребят. Но дело не ждет, - Иван Николаевич, мы еще выскажемся по этим вопросам.

– Конечно. Буду очень рад. Но только не надо догм.

Нужно обговорить эти вопросы с Ленькой. Наверное, до самой последней минуты человек склонен интересоваться абстрактными проблемами.

– Но все-таки как быть: по мелочам грешить можно, а в крупном нельзя?

– Вадим, уймитесь. Мы проведем семинар на эту тему.

Хирургическая часть опыта закончена. Любуюсь: получилось хорошо. Сердце вместе с легкими полностью отделено от окружающих органов и свободно лежит в плевральной полости, соединенное сердцем только через аорту и полые вены, в которые вставлены трубки. Датчики приключены.

– Снимите наркоз, Мила. Совсем выключите закись.

Смотрим. Через несколько минут собака начала двигаться и открывать глаза. Значит, она жива, ее мозг продолжает управлять организмом. Кроме сердца.

– Как с аппаратурой? Можно измерять? И записывать?

–Да… 232 -А,.

– Где программа опыта?

Мне подают длинный лист, где перечислен порядок нагрузок и измерений. Всего предполагается произвести семь испытаний почти с двумястами замеров. Это часов на шесть. Если, конечно, собака не умрет. Изменяя приток крови по венам и противодавление в аорте, будут определять производительность сердца.

Программа хорошая. Это Юра научил составлять такие - по примеру испытаний машин…

– Игорь, Вадим, Юра, прошу вас зайти ко мне в кабинет часа в два. Нужно обсудить некоторые вопросы. Семену Ивановичу я скажу сам.

Переодеваюсь и иду в кабинет.

Днем все выглядит иначе. Смерть куда-то отступила, и я ей явно не верю. Проблема анабиоза предстала в чисто научном плане: это не я буду лежать в саркофаге - другой.

Научные фантазии! Никогда они не имели такого распространения, как теперь. Возрос авторитет науки и, пожалуй, упал - искусства. Это имеет отношение к добру и злу.

Неверие. Рассуждения об идеалах не трогают, давай просто приключения или факты. Чтобы не напоминали: “Гражданин, ты виноват!” Люба. Думаю о чем угодно, а в подсознании - все время она. Сегодня должен сказать. Хуже, если узнает сама. Позвонить. Наверное, часов в шесть она сможет прийти ко мне домой. Просто поговорить.

До двух еще есть время. Пойду к Ивану Петровичу. Директор должен знать. Но не хочется говорить. Как человек - будет жалеть, а как директор - прикинет: “…Уже не работник. Пустые разговоры об окончании работ, обманывает себя…” Нужно. Иду.

“Приемная”. Голые ветви царапают по высоким окнам.

Секретарь Зинаида Александровна - седая маркиза. Пенсне.

Оно придает какую-то особую интеллигентность (начало двадцатого века. Чехов, МХАТ, Станиславский. Потом остались одни роговые очки).

Почтительно здороваюсь. (Уважаю.) - Иван Петрович у себя?

"Какой он величественный, наш директор! Не просто здоровается - одаривает. В голосе - то металл, то какое-то воркование, когда хочет создать видимость задушевности.

Сейчас он такой. Сажусь.

Не так просто двадцать лет удержаться директором крупного института. Поднялся на “павловской волне” в пятидесятом году после очередного похода на “лжеученых”. Научные заслуги почти нуль. Зато исправно действует телефон к начальству.