Виталий Владимиров - Синее золото

За третьим мостом проглянула ровная линия канала, проложенного меж высоких зеленых склонов с вкраплениями тел, принимающих воздушные и солнечные ванны. Многие из загорающих приветственно махали яхте, рассекающей штевнем, как плугом, воду канала, и экипаж не оставался в долгу, особенно матрос Оля.

Алешу поставили на руль, неторопливо и четко объяснив ему, как и куда вести яхту, показали ориентиры, дали в руки отмашку белый квадратный флаг, которым он должен был подавать сигналы идущим навстречу судам.

Алеша стоял в кокпите во весь рост, сжимая одной рукой румпель, другой – отмашку, физически ощущая, как послушен ему белоснежный корабль с высокой мачтой. Он поглядывал на Олю, которая колдовала что-то со Старпомом у газовой плитки, ловил ее взгляд, как тогда в церкви, но в отличие от того момента был уверен, что Оля обязательно ответит ему и глаза ее засветятся синим цветом.

Алеша любил Олю, любил Капитана, Старпома , Боцмана и тех, кто махал ему с берега, Алеша любил яхту, любил этот мир, и казалось ему, что ощущение счастья отныне не покинет его и будет вечным. Через четыре часа без малого канал кончился, расширился до большого водохранилища, выключили мотор, стало слышно, как, хлюпая, бьется о борт волна, как посвистывает ветер в вантах, но это уже были звуки тишины.

Старпом и Боцман завели два паруса, шкоты, и яхта, кренясь и набирая ход, заскользила по водной поверхности, оставляя легкий бурун в кильватере.

К двум часам пополудни ветер скис, и Капитан направил яхту в устье небольшой реки с фривольным прозвищем Кокотка, где за вторым поворотом открылась бухта с высоким обрывом, белоствольной березовой и медноствольной сосновой рощей наверху и мелкими, невысокими елками-подростками, сбегающими по крутому склону к деревянным мосткам.

Встали на якорь, заведя конец с носа за столбик мостков, убрали паруса и сварили обед. Делалось все вместе, никто не сидел, сложа руки, и потому все работы вершились споро и незаметно.

Когда стол в салоне был накрыт, Капитан отдал приказ:

– Команда, за борт!

И первым прыгнул головой вниз в воду.

Со страшным звериным воем, подняв тучу брызг, упал спиной в пучину Старпом, ушел солдатиком в глубину Боцман.

Завизжав, как девчонка, – ой, мамочка, – бултыхнулась Оля, и Алеша нырнул за ней в оглохший зеленый мир прохлады. Под водой он увидел, как к нему беззвучно приблизилось акварельно размытое лицо Оли с колеблющимся шаром золотых водорослей вкруг головы.

Они поцеловались и всплыли.

Накупавшись, набарахтавшись, вылезли на мостки. Оля смешно прыгала на одной ноге, вытряхивая воду из уха.

Только перелезли через леера на яхту, как Капитан, глядя вдаль и прикрыв глаза рукой от солнца, прошептал осевшим голосом:

- Мать честная, Хозяин...

Из-за мыса вылетел серый катер на подводных крыльях и по широкой дуге, снижая скорость и опускаясь носом в воду, подходил к яхте.

– Экипаж! – уже зычно скомандовал Капитан. – Стоять по правому борту, к параду товьсь!

– Чего ждешь? Шевелись, – прошипел Старпом и несильно подтолкнул Алешу в спину.

Строй получился следующим: Капитан, Старпом, Боцман, матрос Оля, матрос Алеша.

Катер подвалил к борту яхты, сидевший за рулем белобрысый парень в линялой робе вылез на нос катера и уцепился за леера яхты.

На передних красных сиденьях, откинувшись и щурясь от солнца, сидели двое полураздетых до пояса, на заднем – еще один, совершенно седой, в рубашке.

– Товарищ... – начал было рапорт, отдавая честь Капитан.

– К пустой голове руку не прикладывают, – оборвал его Хозяин.

Он повернул свою крупную, серую от проседи голову с кустистыми бровями к соседу и засветился добродушной улыбкой.

– У меня гость дорогой. Уважил. Чем встречать будешь?

Гость, смуглокожий, с гладкой вороньего отлива головой, снисходительно усмехнулся.

– Обед готов, экипаж помыт, – прогудел, так же как и Хозяин, широко улыбаясь, Капитан.

– А может, и мы макнемся? – Хозяин не сводил глаз с Гостя. Тот утвердительно склонил голову.

Седой молча смотрел в сторону.

Пока Гость и Хозяин, отдуваясь и с криками "ох, хорошо", шумно плавали по бухте, Капитан следил за купающимися, держа наготове спасательный круг, Боцман принял из катера вещи, Оля со Старпомом хлопотали в салоне, а Алеша удерживал катер и помог перевести его к мосткам.

Седой спрыгнул с катера, не поздоровавшись, не назвавшись, хмуро оглядел бухту, обрыв и негромко спросил у Алеши:

– Что за местность? Как называется?

Алеша не знал, позвал Боцмана, тот что-то объяснил Седому, который коротко кивнул головой и полез на обрыв, хватаясь за елки.

Потом все, кроме исчезнувшего Седого, спустились в яхту и сели за стол.

Верховодил Хозяин. Бровастый, скуластый, он напоминал врубелеского Пана, скинувшего десятка два лет. Смачно ел, ломая руками хлеб, провозглашал тосты, махом пил, крякая, и столько в нем было буйной, неукротимой энергии, что он заряжал ею и остальных. Хлебосолен он был со всеми, с Олей – отменно галантен и ненавязчиво, но неизменно выказывал почтение Гостю.

Отражаясь от воды, сквозь иллюминаторы светло дышало на белом потолке каюты солнышко, оно по-доброму подсвечивало лица, и постепенно от выпитого и съеденного всех охватила блаженная лень сытости.

Чай решили пить на свежем воздухе, поднялись в кокпит.

На мостках на корточках сидел Седой. Он так и не разделся.

– Машины наверху, – сказал он Гостю, сразу приподнявшись.

Гость неопределенно прикрыл глаза.

– Иди, перекуси, – позвал Седого Хозяин.

Седой полез через леера.

– А ты, братец, можешь возвращаться, – повернулся Хозяин к водителю катера. Тот молча отвязал катер от мостков, оттолкнулся, прыгнув на нос, завел движок и скрылся за мысом.

Достали гитару.

Алеша пел негромко, на одном легком дыхании. Теперь уже Оля, не отрываясь, смотрела на него. Он менял на ходу репертуар, исполняя то русскую лирику, то цыганские романсы, то озорные частушки, то современные баллады. Даже непроницаемый Гость подобрел лицом, белозубо улыбнулся Алеше и заинтересовался одной из песен:

– Чьи стихи?

– Цветаевой, – ответила за Алешу Оля.

– Двухтомник недавно выпустили. А я еще не хотел брать.

Хозяин одобрительно охал и просил:

– Давай, еще давай, мил человек...

Лишь Седой, быстро и незаметно поев, сидел внизу, равнодушно глядя в сторону.

– Какая же ты у меня прелесть! – расцеловала Оля Алешу. – Ой, не могу, спеклась.

И она плюхнулась за борт. За ней неожиданно резво, по-молодому, прыгнул Гость.

Оля, поплавав вокруг яхты, вылезла на мостки и стояла, отжимая волосы, освещенная вечерним солнцем, в алмазных каплях.

Черная голова Гостя тихо подплыла к мосткам в стороне, он сильно и бесшумно подтянулся на руках, встал во весь рост и пошел к Оле. Что-то сказал ей. Она, всплеснув руками, обрадовалась, восторженно повторив: