Тимофей Ермолаев - Дети Судного Дня

Время тянулось так неторопливо, что стало жизненной необходимостью решить проблему, как его убить. Филип спросил, кто умеет играть в «Четырёх епископов». Отозвались Алекс и Энди; Молчун тоже был знаком с этой незатейливой, но захватывающей карточной игрой, но смолчал.

— Пип будет играть со мной в паре, — объявил Филип, у которого щетина уже основательно оккупировала щёки и подбородок. — Гордон, не одолжишь ли нам свои карты?

Карты патера Гордона немного смутили вампов, малоопытный Алекс не мог даже понять, где там руки, а где ноги, и сколько человеческих тел имеется на каждой карте. Молчун исследовал радиоэфир, Гордон продолжал изучение журнала, протёртого до дыр, а Орсон, проглотив ненароком пищевую порцию Пипа, улёгся на пол и громко захрапел.

— Не понимаю, — сказал Энди, — почему Орсон строит из себя дурачка, по-моему, он психически вполне нормален…

— Ха! — Филип презрительно искривил рот. — У Орсона в голове столько мозгов, сколько в той дырке вот этого самого «вульгарес»… Он работал в области математической физики и изобрёл этот… как его…

— Метод Шварцхельма-Орсона, — подсказал Пип. Настроившись на какой-то музыкальный канал, он покачивал головой в такт музыке.

Карты шлёпались на пол, дразня мужской взор своим содержанием, у бедного Алекса даже взмок лоб.

— И что дальше? — спросил Энди, внимательно рассматривая расклад.

— Ему попалась в руки книжка, автор недавно умер, кажется, и он прочёл что-то насчёт суеты сует… Вот вам! — Филип азартно бросал карты. — И, решив, что до дигов ему далеко… Вот вам ещё! Орсон бросил работу, а свою золотую медаль подарил первому встречному дигу. Профессор Шварцхельм чуть не сошёл с ума от огорчения!

— Как же он попал сюда?

— Статья 228, — кратко ответил Пип.

— Хищение радиоактивных веществ, — расшифровал Филип. — Орсон всего лишь захотел сделать небольшую термоядерную бомбу…

— А с тобой что случилось, Филип?

— Статья 101, — по-видимому, Пип наизусть знал все статьи Уголовного Кодекса Республики.

— Я сидел в баре и пил пиво, — охотно начал рассказывать Филип. — Рядом со мной сидел какой-то мужик, уже изрядно поддатый. Я никого не трогал, я человек мирный, но когда он попросил меня врезать ему по морде, я не смог отказать.

— И?

— Видать, я не рассчитал силу своего удара и прочность его черепа, — довольно усмехнулся Филип. — Это ему большой минус. Я выиграл!

— А я вообще не помню, как здесь очутился, — поделился и Пип своими переживаниями. — Но обвиняюсь в том, что нет у меня ни паспорта, ни удостоверения личности, ни какого-нибудь другого документа. Я не числюсь ни в одном списке, и у меня ничего нет, кроме имени. И то я не уверен, что меня зовут Филип или Пип.

— По всей видимости, они считают тебя шпионом Чужих, — Энди посмотрел на потолок в подтверждение своих слов.

Во время обеда они приостановили игру, оставив карты на полу.

Алекс, Энди и Молчун уселись рядом, попивая из бумажных пакетиков еле тёплый клееобразный суп.

— Интересно, — сказал Алекс, — добрались ли трайкеры до суда, или…

Молчун ухмыльнулся, а Энди высказался вслух:

— Нет, конечно. Ланг, по-моему, даже не подозревает о существовании каких-либо законов.

— Хотел бы я такую маму, — мечтательно вздохнул Алекс.

— Можно гораздо лучше, — отозвался Молчун. — Женись на ней, и тогда Ланг будет называть тебя папой…

Друзья невесело рассмеялись. Энди вдруг вспомнил, что не спросил патера Гордона, за какие грехи он тут очутился, но в это время железная дубинка бешено заколотила по дверной решётке. Гнусно улыбающаяся мегера презрительно оглядела заключённых, поигрывая станнером, и даже умудрилась плюнуть и попасть в бумажный стаканчик Молчуна. «Многолетняя практика!» — подумал Энди.

— Алекс, Энди и ты, вэйвер, — она указала на Молчуна, — на выход! Быстро, и без глупостей, пока я добрая!

«Когда ты злая, тебя нужно держать в смирительной рубашке», — подумал Алекс, кипя внутри от ненависти. «Сейчас решится наша судьба», — подумали вампы одновременно.

— Встать! Суд идёт! — и полный судья в траурно-чёрной мантии и съехавшем на одно ухо парике изо всех сил застучал молотком по столу, жирные щёки при этом желеобразно тряслись. Требуя от других тишины, судья колотил до тех пор, пока секретарь суда не дотронулся до его плеча. После этого секретарь объявил судебное заседание открытым и попытался огласить состав суда, но судья по-хамски оборвал его.

— Я не сплю уже двадцать часов, так что к чёрту все формальности, — громко сказал судья, не пытаясь даже прикрыть рукой рот, ощерившийся гнилыми зубами в чудовищном зевке.

Энди, Алекс и Молчун уселись на скамью подсудимых, за каждым из них каменным изваянием стоял безликий страж порядка со станнером. В зал ввели дига, и вскоре Тайтус занял свободное место рядом с Энди. Пока секретарь начал всё-таки оглашать различные формальности, которые никто не слушал, Энди спросил у дига:

— Тайтус, хочешь, я угадаю, какая будет фамилия у твоей будущей жены?

Глядя прямо перед собой, диг отрицательно покачал головой, он, вероятно, знал эту старую шутку. Но Энди не успокоился и задал этот вопрос Алексу. Алекс наморщил лоб в непривычных раздумьях, но у него не было такого багажа полезных и бесполезных знаний как у дига. Поэтому озадаченный вамп лишь пожал плечами. Энди уточнил у друга год, месяц, день и даже час рождения, сделал вид, что занят напряжёнными вычислениями и через несколько минут, торжествующе хихикая (может быть, снимая этим нервное напряжение), наклонился к его уху и прошептал: «Её фамилия будет миссис Шоу!» Алекс подумал ещё немного и решил, что какая-то доля истины в этом есть. Он повернулся к Молчуну, чтобы спросить, думает ли тот так же, но вэйвер сидел с закрытыми глазами и мечтательным выражением лица.

В общем, наша четвёрка вовсе не производила впечатления людей, отстоящих от смертного приговора за несколько шагов.

— Эй, диг по имени Тайтус, у тебя есть документы, подтверждающие, что ты диг? — поинтересовался судья.

— Это очень важно, — добавил секретарь.

Для кого это было так важно, осталось непонятным: судья прилагал все усилия, чтобы его слипающиеся глаза не слиплись окончательно в счастливых грёзах; присяжные занимались своими делами: женщины говорили о моде и прочей несущественной чепухе, а мужчины — о спорте и о женщинах. Может быть, поэтому диг ничего не ответил.

Секретарь что-то шепнул судье, взял со стола калькулятор и подошёл к Тайтусу.

— Сколько будет 36865 умножить на 81921? — вежливо спросил секретарь, быстро нажимая на клавиши этого электронного счётного устройства, но диг был ещё быстрее, он моментально ответил: