Джеймс Ганн - Мир-крепость

- Значит, ты была связной, - сказал я.

Она кивнула.

- И потому пела свои песенки. Если кому-то нужно было передать информацию или получить сообщение, он ходил от бара к бару, пока не находил тебя.

- Да, - ответила Лаури, спокойно глядя на меня.

- Фалеску тоже работал на вас?

- Да. Он доставил бы тебя сюда, на корабль. Но Агенты Императора забрали его на допрос, а потом отпустили, так ничего не узнав. Ты, наверное, устал. Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать.

Узкими коридорами мы направились в кормовую часть корабля, встретив по пути несколько человек в серебристо-черных мундирах. Они уважительно кланялись Лаури. Наконец девушка остановилась перед дверью и отодвинула ее. Мы вошли в небольшую комнатку с койкой, стулом и умывальником.

- Здесь тесновато, - словно извиняясь, сказала Лаури.

- Да?

- Сабатини и вправду умер? Я слышала об этом и никак не могла себе представить.

- Да, умер, - со вздохом ответил я и рассказал, как это произошло.

Девушка задумалась.

- Страшный и несчастный человек, - сказала она потом. Но зачем ты заманил его в склад? Ты не говорил, но я знаю, что ты не собирался мстить.

- Мне не хотелось мстить - я пошел к тебе домой, узнал, что ты исчезла, подумал, что он схватил тебя.

- О-о! - Она отвернулась к двери.

- Лаури?

- Что?

Я заколебался.

- Ты пришла ко мне в камеру только из-за камня?

- Нет.

- Лаури?

- Что?

- Извини за то, что я написал. Это было зря.

- Конечно.

- Ты простишь меня? - спросил я, подойдя к ней совсем близко.

Взглянув на меня, она улыбнулась.

- Я уже давно тебя простила.

- Лаури, - быстро сказал я, чтобы покончить наконец с этим вопросом, пока не передумал. - Почему ты это сделала? Почему вмешалась в это дело?

- Потому что так хотела, - медленно ответила она. - И потому, что это был мой долг.

- Перед кем? - спросил я, и это прозвучало почти как стон.

- Перед людьми. И перед Архиепископом.

- Ты не должна была этого делать.

- Это не так уж и много, Фрида сделала больше.

- Но... - начал я и умолк. Слова звучали безнадежно.

"Я люблю тебя, Лаури".

"Я люблю тебя, Уилл".

Ее ответ прозвучал в моей голове отчетливо, как колокольчик. Сердце мое учащенно забилось. Между нами больше не было стены, крепость рухнула. И все же, когда я взглянул на ее лицо, оно было бледным и несчастным.

- Это ужасно, правда? - тихо сказала она.

- А могло бы быть чудеснее всего в мире. Мы двое, наделенные такими способностями, могли бы стать счастливее всех в мире, если не считать тех, чей голос дошел до нас через века и расстояния.

- Да...

- Скажи, Лаури, - слова давались мне с трудом, - скажи, что я ошибся, что ты только играла роль...

Но она покачала головой, а в глазах ее были печаль, усталость и жалость.

- Я не смогла бы, Уилл, и ты знаешь это. Такова уж судьба женщины. Я просто делала то, что требовалось. Иногда это было неприятно, но другим приходится делать вещи и похуже. Это был единственный способ что-то узнать. Тогда я узнала, что наемники Императора не схватили тебя. Я не жалею ни себя, ни тебя, это что-то другое, правда?

- Да, - глухо ответил я.

Она помолчала, печально глядя на меня.

- Спокойной ночи, Уилл.

Я не ответил. Стена вновь разделила нас, и была она толще, чем когда-либо прежде. Любовь разрушила ее, но слова воздвигли снова.

Я лег на койку и повернулся к стене. Ворочался я долго, потом все же заснул.

21

...и пока я лежал, вспоминая, как исчез камень и как я познал, что такое страх, не ведая, ночь сейчас или день, за мной пришла Лаури.

Она постучала в дверь, я встал и впустил ее.

- Архиепископ хочет тебя видеть.

Она не смотрела на меня. Может, так было лучше, ведь я был небрит и не выспался.

Вновь мы шли по коридорам корабля, и я думал о трех делах, которые мне предстояло сделать: одно для людей и два для себя. Потом игра закончится.

- Почему он так тебя ненавидит? - спросила Лаури.

- Кто?

- Аббат.

- Это тщеславный человек, - ответил я. - Кроме того, он сказал, что я его сын, и я верю ему.

Она быстро взглянула на меня.

- Несчастный человек.

Это были странные слова, но я знал, что она имеет в виду, и согласился с ней.

Остановившись перед какой-то дверью, Лаури осторожно постучала.

- Входите, - пригласил тихий голос.

Лаури отодвинула дверь, и мы вошли в помещение немногим больше каюты, в которой я провел ночь. Посреди него сидел в кресле старик, бледный и совершенно седой. Присмотревшись, я увидел, что он калека, и понял, что стариком его сделали болезнь, страдания и заботы; они проложили морщинк: на его лице и вырыли глубокие тени под глазами.

А глаза у него были мудрые и добрые; я знал, что могу ему верить.

- Итак, - сказал он, - мы наконец встретились, сын мой.

- Наконец?

- Я часто интересовался, что с тобой происходит и чем ты занимаешься.

Склонив голову, я промолчал.

- Садись.

Мы взяли стулья у стены и сели - я напротив него, Лаури рядом. Когда она взяла его за руку, я понял, что они вдвоем против меня.

- Итак, камень оказался бесполезным и ничего не стоящим... - голос его был печален.

Я посмотрел на Лаури.

- Ты проболталась!?

Она воинственно подняла голову.

- Да. Я не могла позволить, чтобы ты с ним торговался. Ты мог попросить такое, что было бы ему неприятно.

- И твое обещание ничего не значит?

- Ничего. Я жертвовала и большим.

- Но ведь ты обещала искренне, почему же изменила свое решение? Из-за того, о чем мы говорили потом?

Архиепископ поглядывал то на меня, то на нее, потом поднял почти прозрачную руку.

- Дети!.. - сказал он.

Мы умолкли, испепеляя друг друга взглядами.

- Она рассказала мне, - признал он и грустно улыбнулся, но, по-моему, сделала это скорее ради тебя, чем ради меня. Теперь у меня нет выхода и я не могу отказать тебе.

Я быстро взглянул на Лаури. Она была бледна и во все глаза смотрела на Архиепископа.

- Чего ты хочешь, сын мой?

- Об этом потом, - сказал я. - Ты говоришь, что камень бесполезен и ничего не стоит. Но если бы ты был с ним связан так, как я, то думал бы иначе. Это лишь половина правды.

- Для нас разница невелика.

- Но она существенна. Да, мы никак не можем использовать егоибо не имеем достаточно власти, чтобы выполнить указания, адресованные не нам. Но он не совсем бесполезен, поскольку предлагает то, что могло бы изменить Галактику и подготовить ее к созданию Третьей Империи. Собственно, есть два варианта.

- Я не понимаю тебя, сын мой.

- Тогца я объясню и заранее прошу прощения, если повторю у же известное тебе, отче.

- Я слушаю тебя.

- Галактика разделена на тысячи отдельных миров, и каждый борется с остальными, каждый является крепостью, которую можно завоевать лишь ценой, значительно превосходящей ее ценность. Главным образом потому, что все гораздо лучше готовы к обороне, чем к нападению,