Алекс Гарридо - В сердце роза

- Повелитель, - начал он, чтобы не молчать и молчанием не навлечь худших подозрений. - Я читал эту книгу, чтобы... - и голос его обрел уверенность, - чтобы убедиться... Там есть глава о признаках любви.

- Да, вот она, - подтвердил царь, постучав кончиками пальцев по странице. - И что тебе до признаков любви?

- А как же? Как я смогу воспрепятствовать недозволенному во дворце моего повелителя, если не сумею различить самых начальных признаков? Совсем недавно...

Царь невесело усмехнулся.

- Я вспомнил. Это ведь ты жаловался на домогательства и принуждение? Ты полагаешь, это бывает от любви?

Хойре спокойно ответил:

- Бывают иные причины, их достаточно. Но любовь в числе причин.

Царь долго смотрел на евнуха и взгляд его был непонятен. Хойре ничего хорошего для себя не ждал от этого царя, не любившего евнухов в силу известных всему Хайру обстоятельств. И вот в присутствии этого царя он рассуждал о любви и надзоре за влюбленными!

- Перечисли, - потребовал царь, - признаки любви, которые здесь упомянуты.

Проверяет, понял Хойре: не поверил.

- Первый из них, - немедленно ответил евнух, - долгий взгляд. Это когда следят глазами за возлюбленной, точно хамелеон за солнцем.

- Верно.

- Еще когда начинают разговор, который обращен не к кому иному, как к любимой, хотя говорящий стремится показать, что это не так. Его притворство ясно видно тому, кто наблюдает. Или когда посреди разговора смолкают, прислушиваясь к речам любимой.

- Замечал ты такое? - спросил царь рассеянно, доставая чернильницу, каламы и чистые свитки.

- Нет, повелитель, - честно ответил Хойре.

- Продолжай.

- Есть еще признаки, и они таковы: когда спешат к тому месту, где пребывает любимая, и стремятся сесть вблизи нее и к ней приблизиться. Любящий бросает все занятия, пренебрегает всяким важным делом, заставляющим с ней расстаться, и замедляет шаги, уходя от нее.

- И как? Встречались ли тебе такие признаки в ком-либо из моих слуг? Пренебрегает ли кто-нибудь своими обязанностями, следуя за рабыней из моих рабынь?

- Нет, я не замечал небрежности в твоих слугах, - поспешил ответить Хойре.

- Тогда продолжай и доведи перечисление до конца.

- Эта глава велика, а ночь уже перевалила за середину... Я боюсь утомить повелителя.

- Ничего, пока ты говоришь, я обдумываю свое дело. Итак?

- Еще признак: человек отдает то, в чем раньше отказывал, для того, чтобы проявить хорошие качества и вызвать к себе внимание. Эти признаки бывают в самом начале, раньше, чем любовь овладеет и схватит мертвой хваткой. К признакам любви относятся также нетерпение, овладевающее влюбленным, и его явный испуг, если он внезапно увидит любимую или вдруг услышит ее имя.

- Далеко все это от тебя! Ты что, наизусть выучил?

- Меня учили не для той службы, которую я исполняю в твоем доме, повелитель, - тихо, но без смущения пояснил Хойре.

- Для ночной половины? Старшим? Вот почему ты образован! Хорошо ли ты пишешь? Иди сюда! - позвал царь, указывая на наклонный столик для письма. Посмотрим, на что ты годишься.

Хойре выпутался из обвернутой вокруг тела одежды, перенес к столику светильник. Развернул тонкий пергамент, заправил края под планки, перебрал каламы, проверяя пальцем заостренные кончики, взболтал чернила, и с готовностью посмотрел на царя.

- Пиши так...

Завеса на двери откинулась, и на пороге показалась девушка в обнимку с охапкой хвороста. У Хойре сердце остановилось раньше, чем глаза ее узнали. Остановилось, а потом кинулось нагонять упущенные мгновения, так что Хойре показалось, что халат вздрагивает у него на груди.

Девушка под одобрительным взглядом царя прошла к стенной нише, опустилась перед ней на колени и принялась разводить огонь.

- Пиши... - заново начал царь. - Что это с тобой?

- Со мной ничего, - ответил Хойре. - Пишу...

И Хойре под диктовку царя покрыл лист ровными красивыми строчками, и показал себя искусным в разных видах начертания знаков, и царь остался доволен. Только в одном еще испытал евнуха.

- Что ты думаешь о том, что я прежде подчинялся таким как ты, а теперь - правлю Хайром?

Хойре положил калам аккуратно, оперся руками о крышку столика, спокойно поднял глаза:

- Судьба переменчива.

- Но не все довольны переменами. И многие из таких, как ты, хотят, чтобы стало, как было прежде. Многие не хотят забыть то время, когда я подлежал их плети.

- У Судьбы для перемен любимое средство - время, а время, повелитель, многие представляют рекой, но время реке не подобно, и нельзя в нем плыть, хотя бы и с трудом, куда хочешь, и привести изменяющееся к неизменности. Но время, если это поток, то это поток камней, и в нем нет уцелевших.

- Так не уцелею и я?

- Свой час назначен и величайшему из царей, - главное, глаз не отводить, чтобы царь не подумал, будто Хойре, как прочие, ждет этого часа с нетерпением и предвкушая радость.

- Но между тем, что вчера, и тем, что завтра, лежит то, что сегодня, и оно-то имеет силу, - продолжал Хойре. - Ты мой повелитель, данный Судьбой, и твою милость я хочу заслужить, не ожидая милости того, кто придет после. И заслужить не так, как я предполагаю для тебя, а так, как тебе, господин мой и владыка, угодно.

Под утро царь отпустил его, наказав передать начальнику над писцами, чтобы взял его к себе. С тех пор служба Хойре была в передних помещениях дворца, и он занимал свое место в ряду писцов, когда царь требовал их к себе.

И Юву он видел каждый день. Она носила платья из тонкого полотна с вышивкой, браслеты на руках и на ногах и ожерелья, а маленькое покрывало, накинутое на голову, не прятало ее спокойного лица.

Теперь, когда они встречались, Хойре чуть шевелил губами, а девушка в ответ делала ему знак бровями. Так они приветствовали друг друга незаметно для посторонних. И это вошло у них в привычку и стало обычаем.

О том, как составляли дорожник для Эртхиа

В библиотеке пахло кедром и сандаловым деревом, сухими травами и цветами, горелым маслом. Одинокий светильничек отражался в мелких цветных стеклышках, вставленных в кружевной переплет окон, чтобы защитить собранные во множестве книги от солнечного света, от ветра, несущего пыль и иссушающего пергаменты, от осенней сырости и от насекомых, слетающихся на свет и любящих устраивать гнезда в укромных промежутках между витками рукописей, в переплетах и футлярах. И травы, высушенные пучки которых были заложены в углах полок, и неподвижные, внезапно срывающиеся с места и застывающие опять ящерки на стенах и потолке также должны были защищать хранимые здесь сокровища.

Хойре сидел, скорчившись у столика, и при слабом колеблющемся свете переписывал какую-то книгу.

- Что ты портишь глаза? - рассердился Акамие.

- Масло дорого... - стал оправдываться евнух, проворно распутав ноги и уже стоя перед царем на коленях, но не выпустив из рук калама.