Алекс Гарридо - В сердце роза

- Хороший писец дороже того кувшина масла, который ты изведешь. Зажги все светильники - сейчас нам придется поработать. Вот государь Эртхиа ан-Эртхабадр, мой старший брат. Выполняй все, что он прикажет. Давай сюда все дорожники, описания земель, сказания о походах и странствиях... Много их у нас.

И правда, Акамие, лишенный и прежде и ныне из-за своего положения возможности путешествовать, с особым тщанием собирал книги о странствиях и дальних землях. А также о лечении болезней, строительстве зданий, устройстве мира, об обязанностях правителя, о соответствии и соразмерности звуков и цветов и о других вещах, неисчислимых, до конца не постижимых и никем не постигнутых, но вновь и вновь объясняемых каждым на свой лад.

Хойре поднялся и стал фитилем переносить огонь от светильника к светильнику. Эртхиа увидел, что он молод, высок, длинноног и длиннорук, как бывают оскопленные в детстве, а кожа у него черная, волнистые волосы собраны в пучок на макушке, как у всех евнухов в Хайре, и одет он так же - в широкие штаны и расшитую безрукавку, только плети нет за поясом. Лицо у евнуха было красивое, как пристало бануку, и умное. Но Эртхиа не почувствовал к нему доверия.

- И вот, - вспомнил Акамие, - кто писал письма в Аттан моему любезному брату государю аттанскому?

- Многие писали, - ответил Хойре, раскладывая перед царем отобранные свитки. - О каких письмах спрашивает повелитель?

- Последнее я имею в виду - то, где приписано "она прошла мимо и не сделала мне знака".

Хойре выронил книгу и наклонился низко, чтобы подобрать высыпавшиеся из нее листки с пометками.

- Даже не знаю, - задумчиво покачал он головой, не поднимая, однако, лица на свет. - Так сразу не вспомню. Но я узнаю и немедленно доложу повелителю, - торопливо заверил он.

- Наверное, - рассудил Эртхиа, - этот несчастный был так удручен размолвкой со своей возлюбленной, что не смог выбросить свою печаль из головы, даже находясь на царской службе. Накажи-ка его примерно, когда найдешь, а от меня передай: пусть не обращает внимания. Все они таковы, женщины, и баловать их нельзя.

- Ладно, оставь пока. Сейчас у нас дело важнее.

Втроем они просидели, разворачивая карты, вороша книги, отмечая и зачитывая отрывки, подходившие к их целям, споря и советуясь, до рассвета. И евнух очень толково отвечал на вопросы и даже спорил с повелителем. Когда язычки огня потускнели в сиянии утра, Эртхиа потянулся и сказал:

- Я больше уж ничего не пойму и не запомню. Почему бы, брат, не позвать сюда Дэнеша? Он дополнил бы сведения из того, что ему известно.

- Я велю составить сводный дорожник. Вот, Хойре, займись этим. Возьми столько писцов, сколько тебе понадобится, и немедленно усади их за работу по нашим пометкам. Не надо переписывать дословно, а только важное, и пусть излагают кратко и внятно. Потом можешь отдохнуть, но присматривать не забывай. Поручаю это тебе. И пусть перерисуют эти карты и сведут в одну. Дня за два можно с этим управиться. А с Дэнешем, брат, - Акамие покивал головой сам себе, - с Дэнешем вы сможете обсудить уже готовый дорожник. Ему тоже надо собираться в путь. Пусть... Времени у вас хватит, пока вы еще доберетесь до пустыни.

- А там подует жаркий ветер, кости расплавятся и мозг вытечет, напомнил Эртхиа из только что прочитанного.

- Доброго же пути, Эртхиа! - улыбнулся Акамие.

Так все время, пока Эртхиа гостил в Аз-Захре, прошло в приготовлениях к дороге и разговорах о ней.

О побратимах

Пять дней пути отделяли Атарика от столицы, от дома, от молодой жены, и смерть была у него за спиной, - но за спиной, а впереди не чаял встретить ее. Но если кому не суждено вернуться домой вовремя - не вернется. Окольными путями идет Судьба.

Как подошло к полуночи, надо было дать отдых коням, и Атарик заночевал прямо у дороги: седло под голову да завернулся в плащ, а наутро поднялся и продолжил путь. Для верности проехал хан, в котором ночевали накануне с государем Эртхиа, и поздно ночью доехал до предыдущего. Поручил коней сонным слугам, на негнущихся ногах проковылял к едва теплившемуся очагу, там ждал, то и дело роняя на грудь тяжелую голову, пока раздуют угли и подогреют оставшуюся бобовую похлебку. Теперь два дневных перегона отделяло его от дымного столба над степью. Атарик все думал, как скажет своей Шуштэ, что нет у нее больше родичей. Степнячка за род держалась крепко и больше всего сокрушалась, что родные теперь знаться с ней не хотят. Обиды не держала: все по справедливости. Но сердцем рвалась к своим. А теперь и не к кому ей... И Джуши не прискачет в город тайком от старших - с приветами от ровесников, комками твердого соленого сыра и мехами в подарок. Не от кого теперь и приветы передавать.

Проглотил похлебку через силу, засыпая над миской. Хозяин, зевая, извинялся, что стоит у него большой караван, идущий на Побережья, все подчистую съели и выпили, ни свежих лепешек не осталось, ни вина. Атарик, тоже зевая, удивился: так ли велик караван, если в одном придорожном хане поместился? Да нет, караван сам небольшой, поправился хозяин, да охраны при нем много, а эти-то, всем известно, едят за двоих, а пьют и вовсе немерено. Здесь-то кого опасаться? Вот дальше в степи... Или, говорят, в пустыне вдоль караванных троп водятся племена хава и зук, так там не зевай. Что ценное везут, спросил Атарик, чей караван, не Асана ли Кривого, и вдруг вспомнил: впереди смерть. Эй, хозяин, сказал Атарик, буди купца, некогда ему теперь спать. Как буди? Зачем буди? Ему ехать спозаранку завтра... Некуда ехать.

Поднялась суматоха. Атарик по-прежнему сидел у очага, бесцельно макая ненадкушенную лепешку в остатки похлебки, а его тормошили со всех сторон, расспрашивали, что за болезнь и откуда, чем лечить и как быстро умирают. Атарик качал головой и в сотый раз объяснял, что не знает, в глаза не видел, только слышал. Да верный ли слух? Куда вернее: от царского гонца. Эка! будет царский гонец с тобой разговаривать! Разве скажешь, что царь сам там был и уехал один без охраны встепь? А вот поручение у меня царское и перстень царский. А кто не верит, тому доброго пути, проверяй, если жизнь не дорога. Дым над степью издалека видно. Можно до Орота и не доезжать. Только в Ороте язва была вчера, даже позавчера. А где она сейчас, кто знает? Зашумели опять: от кочевников зараза, нельзя было пускать. Полно вам, отмахнулся Атарик. Разве прежде не ходила язва по Аттану? А какая это язва? Та или эта? Да кто знает? Кто видел? Кто видел, уже не расскажет.

- Я расскажу, - выступил из тени молодой парень в куртке мехом внутрь, надетой на голое тело, с узкими глазами на круглом темно-красном отекшем лице.

- Джуши! - вскочил Атарик, еле узнав побратима по шитью на куртке и наборному поясу. Но раньше, чем он успел сделать шаг, вокруг молодого удо образовалась пустота. От него шарахнулись, как от смерти самой. И Атарик замер, вглядываясь. От брата ощутимо палило жаром, а его трясло, он стягивал на груди полы куртки, ежился, сгибался, мучимый ознобом. Наконец привалился к столбу, подпирающему крышу, и сполз на корточки. Поднял к Атарику улыбающееся лицо.