Алекс Гарридо - В сердце роза

И поклонился, и исчез в сгустившейся темноте.

- Джая... - тихо сказал Илик.

- Потому что исцелил тебя?

- Про Джаю говорится, что его красота остановила меч врага. Разве этот не таков? Как говорят в Удже, чистый хрусталь. Что он сказал о воде и пище?

- Что все у нас будет. А ты, Илик, все же к мужской красоте неравнодушен, я вижу.

- Я вообще к красоте неравнодушен, ты знаешь, царица.

Атхафанама смутилась, жалея, что заставила Илика вспомнить о его возлюбленной. Наклонив голову, она поправила веточки в костре и со всей осторожностью наклонила над ним сосуд. Огонь выплеснулся, охватил хворост. Атхафанама не отрывала глаз от огня, раздумывая, нужно ли сказать Илику, что она жалеет о своих словах и сказала, чего вовсе не думает, - или лучше уж молчать?

Опять раздался шорох в зарослях, Илик и Атхафанама обернулись на шум и увидели, как из кустов выбирается женщина. Лицо ее было замотано вышитым платком так, что видны были одни блестящие глаза, но тихий голос - нежен и приветлив.

- Вот, - с облегчением произнесла она. - Хорошо, что вы зажгли огонь. Я давно вас ищу. Меня зовут Райя, я прошу вас войти под крышу моего бедного дома.

Еще до рассвета, опираясь на плечи Атхафанамы и Райи, потихоньку, шаг за шагом, на подгибающихся ногах Илик перебрался в маленькую хижину, сложенную из камней, под плоской, покрытой дерном крышей, лепившуюся к склону горы в стороне от селения. Женщины уложили его у очага на грубую полосатую тканину, которая и была единственной постелью в доме, а сами принялись хлопотать у очага.

- Я сама здесь не так давно, - рассказывала Райя. - Там, где я была, все умерли, все до одного, кто был рядом со мной. Тогда я ушла, и хасса не увязалась за мной. Я была в Аттане, а пришла сюда, так далеко, потому что остановиться было негде: везде стоны и крики, плач и проклятия. Или тишина. Вы слышали, какая тишина бывает после хассы? Я бежала, пока не падала, поднималась и бежала опять. Здесь только нашла себе место. Но она придет и сюда.

- Здешние жители осторожны, - сказала Атхафанама.

- Да, их напугал бродячий лекарь. Рассказал, что в царстве хасса, предостерег, чтобы не подпускали чужих к своим домам и источникам. На мое счастье, я пришла сюда раньше него.

- Что ж, - сказал Илик, - если они будут так осторожны и впредь, может быть, хасса к ним не проберется.

- Не верю я, что от нее можно уберечься. Я ее видела. Она придет сюда и войдет в селение, если захочет. Солнце не пощадит тех, кто забрасывает камнями путников у своего порога.

- Они спасают своих детей, - возразил Илик.

Девушка упрямо вскинула замотанную в платок голову.

- Они могли вынести вам воды и лепешек и попросить вас идти своей дорогой. Лекарь, напугавший их, не запрещал им этого.

- Кто это был? Ты знаешь его имя? - приподнялся на локте Илик. - Каков он собой? Может быть, я знаком с ним.

- Имени не помню, а сам он был ростом с меня или даже меньше, кругленький и быстрый, как укатившийся клубок, и на лице ни волоска. Все думали сначала, что он евнух, но после женщины подсмотрели, как он скреб подбородок ножом у ручья.

- Смеялись? - заулыбался Илик.

- Чему ты радуешься? - вздернула брови Атхафанама. - По его совету тебя чуть не убили насмерть.

- Он здесь ни при чем. Маленький, толстый и проворный... Это Савса. Но кидать камнями в чужаков он не учил, ручаюсь. Сама знаешь, царица, какой страх внушает одно ее имя.

О том, что хасса уже здесь, они узнали на рассвете третьего дня.

Илик все еще отлеживался, созерцая закопченный потолок, Райя ушла к источнику за водой, Атхафанама возилась у очага.

- А дыма! - возмущенно отмахивалась она. - Глаза вытекут.

- Не дворец, - рассеянно заметил Илик.

- А я и не жалуюсь, - рассердилась Атхафанама. - И не такое повидала, между прочим.

Но Илик о чем-то своем думал и не ответил ей. Атхафанама в ярости дернула плечом и принялась ожесточенно размешивать варево единственной в доме щербатой ложкой в единственном горшке.

- Это странно, - заговорил Илик.

- Что? - фыркнула царица, не прекращая своего занятия.

- Ее платок. Она не снимает его ни днем, ни ночью.

- Но ты - посторонний. Девушка стыдлива, в этом странного нет.

- Она из Аттана, столичная жительница, а там даже девушки из приличных домов едва прикрывают лица.

- Верно. Ну и что? Может быть, она как раз из приличного дома, потому и боится, что ее узнают в таких жалких обстоятельствах. Или, может быть, она некрасива. Так бывает, Илик. Что с того? На что нам ее тайны?

- Как эта женщина нелюбопытна!

- Как любопытен этот мужчина!

Илик засмеялся:

- Твоя взяла! Но сама посуди: в доме утвари - один горшок, один кувшин и одна ложка. Еще это одеяло. И все. А ее платок... Ты рассмотрела вышивку?

- Дорогая вещь, - признала Атхафанама, бросила ложку и стала обеими руками тереть слезящиеся глаза. - Ну и что? Если она из приличной семьи, почему бы ей не носить такой платок? Тебе глаза не ест?

- Во-первых, царица, где же тогда ее дорогое платье и украшения? Если бы она просто хотела скрыть, что богата, она и платок взяла бы попроще. Но и это во-вторых - платок мужской.

- Верно. Даже странно, почему я этого не заметила.

- Мне тоже кажется, что, скорее, ты должна бы мне все это объяснять.

- Но ладно с этим, - застучала ложкой Атхафанама, - что все это значит?

- Я не знаю.

- Не знаешь? А зачем говоришь об этом?

- Думал, может быть, ты что-нибудь придумаешь. Это странно. Вышивка на платке - та самая.

- Ты уверен?

- Платок в точности такой же, как тот, который мне предлагал Нурачи и от которого я отказался.

- Но, Илик! Это невозможно. Ты думаешь, это она? Как такое может быть?

- Это было бы слишком. Конечно, невозможно. Но я, наверное, не смог бы заснуть и без чар нашего спасителя: из головы этот платок не идет.

- Спросить, откуда у нее?..

- Нет. Она объяснит, и все исчезнет. Не хочу. Потом, когда соберемся уходить, спрошу - или ты спросишь. Сделаешь это для меня? У меня губы немеют, когда подумаю об этом. Но, в самом деле, это странно. Откуда столько дыма?

- А я говорю! - Атхафанама всплеснула руками. - А меня неженкой дразнил!

- Посмотри, - сказал Илик, приподнимаясь на локте. Дым лез снаружи, сквозь щели в шаткой двери, и наполнял уже всю хижину.

Атхафанама двинулась было к двери, но Илик остановил ее:

- Не высовывайся наружу. Если нас заметят, что будет с Райей?

- Я одним глазком, в дырочку.

- И что ты там разглядишь? Подожди, вернется Райя и все расскажет.

- Райя! Ты вот заговорил об этом... Много странного в ней. Еду готовить она не умеет. Похлебку простую из муки и лука - и то я ее научила. Пол мести она не умеет, только пыль поднимает. Сноровки нет, привычки. Она не похожа на вздорную неряху. Она просто не знает, что и как. Прорехи на ее платье даже не заштопаны - такой гладью зашиты, что не у всякой мастерицы выйдет.