Владимир Михановский - Случайные помехи

– Для его жизни опасно совсем другое.

– Не понимаю.

– И не нужно, – произнесла Женевьева. – Потом, может быть, объясню тебе. А сейчас – постарайся сосредоточиться и все посторонние мысли выбросить из головы. Когда он придет в сознание, не потеряй ни секунды. Все!

Человек, висящий посреди контейнера, медленно, словно нехотя, разлепил веки. Несколько бесконечно долгих мгновений он и Зоя глядели друг на друга. Их встречные взгляды, чудилось, преодолевали не несколько десятков метров жидкой и воздушной среды, разделенных прозрачной перегородкой, а безумные космические расстояния, на покрытие которых фотолету понадобилось семь долгих лет пути, и плотные барьеры взаимного непонимания, вдруг выросшие между космонавтом и остальным человечеством.

Экран, на который покосилась Зоя Алексеевна, тоже ожил, по нему пробежали слова:

– Зоя… Моя Зойка…

Она невольно перевела взгляд в глубь контейнера: губы Сергея – теперь она твердо знала, что это он, – были неподвижны.

– Сережа… родной… я пришла к тебе, я с тобой, – прошептала она в мембрану. – Наконец-то ты вернулся. Мы… счастливы…

– Мы?

– Да, мы! У нас сын, как ты и мечтал, его зовут Андрей, – исступленно проговорила Зоя в мембрану.

Дальнейший их диалог пошел в каком-то лихорадочном темпе. Вопросы Сергея, словно болезненные вспышки, обжигали ее душу. Так хотелось прижать его к груди, но она понимала, что это невозможно.

– …Объясни, Зоя, что происходит. Я ничего не понимаю. Может быть, ты – фантом? Может, у меня бред, галлюцинация?

– Успокойся, Сережа, – шептала Зоя в мембрану помертвевшими губами. – Ты не спишь, это явь. Ты совершил на Землю прыжок с Проксимы, но пострадал при этом.

– Ошибка в расчетах?

– Физики проверяют их. Но ты остался жив, и ты на Земле, а это главное.

– Спасибо… – легкой зыбью пробежало по экрану.

– Любимый…

– Где Андрей?

– Дома.

– В следующий раз возьми его сюда.

Человек, погруженный в жидкость, на несколько мгновений умолк, словно собираясь с мыслями.

Женевьева стояла поодаль, чтобы космонавт не заметил ее: опасно было раздваивать его сознание, и без того находящее на грани небытия. Когда возникла пауза и экран очистился, Женевьева начала делать Зое отчаянные знаки.

Зоя вконец растерялась. Какие тут нужны еще вопросы? Разве и так не ясно, что это именно он, капитан Торопец. Он вернулся на материнскую планету, совершив немыслимый прыжок через пространство, прыжок, о котором человечество могло только грезить. Сергей жив, жив, и это главное. А пластическая операция и все прочее – это возможно, и это говорит не кто-нибудь, а сама Женевьева Лагранж, крупнейший медик Солнечной системы. Увидев ее отчаянные жесты, Зоя попыталась припомнить инструкцию, полученную только что от Женевьевы, но с ужасом почувствовала, что все тесты вылетели из головы. «Спросить, как он себя чувствует? Боже мой, идиотский вопрос», – лихорадочно соображала Зоя Алексеевна.

– Мне значительно лучше. Чувствую, я на пути к выздоровлению, – пробежали по экрану слова, как бы отвечая на ее вопрос.

За спиной Зои деловито гудел автофиксатор, записывая на видео все происходящее.

– Сергей, постарайся точно ответить… Это очень важно… Ты не стал другим? После прыжка ни в чем не изменился?

Она понимала, что вопрос задан сумбурно, запутано, как сказал бы математик – некорректно. Ответ, однако, пробежал по экрану сразу, как будто Торопец ждал этого вопроса:

– Нет, Зоя, я ни в чем не изменился. Я тот же, что и был до прыжка.

Зою охватила радость, хотя даже она понимала, что такие вопросы и ответы – довольно шаткий аргумент в споре противников и сторонников теории инопришельца.

Женевьева продолжала делать знаки. Между тем паузы между словами на экране становились все большими. Видимо, мозг Торопца изнемогал под непосильным бременем.

– Сергей, а помнишь… как ты водил меня по кораблю?.. Там, на лунных стапелях, – в полной растерянности прошептала она.

– Конечно, помню, – пробежало по экрану. – «Анастасия» в порядке. Она идет курсом к Земле, на обычной фотонной тяге. Ее ведет белковый манипулятор, с которым – помнишь? – мы познакомились на лунном космодроме… Орландо…

– Как не помнить! – покосилась Зоя на Женевьеву.

– Он справится с навигационными задачами?

– В полете он решал задачки и посложнее. Когда-нибудь я расскажу тебе, Зоя.

Женевьева схватила грифельную доску, набросала на ней мелом какое-то слово, повернула к Зое. «ШРАМ!!!» – мгновенно вспомнила она наставления подруги и, нагнувшись к переговорному устройству, спросила:

– Сергей, откуда у тебя шрам? Кто тебя оперировал в полете?

Экран, однако, молчал. Ручеек синусоиды на осциллографе вытянулся в прямую линию: сознание человека в контейнере снова отключилось.

– Сережа, Сережа, очнись! – потеряв голову, закричала Зоя, не отрывая взгляд от неподвижной фигуры за прозрачной стенкой контейнера.

К ней подошла Женевьева, так и не выпустившая из рук грифельную доску.

– Сделай что-нибудь! – попросила Зоя, обратив на нее полные слез глаза.

– Я сделала все, что в моих силах, – покачала головой Женевьева. – Ресурс мозговых клеток на данный момент исчерпан, он больше не придет в себя. А ты… ты подвела меня.

Зоя вспыхнула:

– Что вы все привязались к этому злополучному шраму? Из мухи делаете слона. Сережа станет на ноги, и все разъяснится само собой. Мало ли кто мог сделать ему операцию.

– Например?

– Ну, скажем, «Анастасия» встречает на своем пути другую нашу экспедицию. Они состыковываются, и врач экспедиции оперирует Сергея.

– А потерянное время?

– Корабль мог нагнать его в пути за счет повышенного ускорения. И никакой мистики!

– Логическую цепь ты строить умеешь, в этом тебе не откажешь. Но не все так просто. Неужели ты думаешь, что мы в совете не отрабатывали все мыслимые версии? Не будь ребенком.

– Ну, договаривай. Он что, неизлечимо болен?

– А, теперь я могу сказать тебе все, – махнула рукой Женевьева. – Может быть, завтра – его последний день.

– Последний день? – переспросила Зоя. – Что это значит? Сергею стало хуже? Но ты же сама говорила, что его дела пошли на поправку. Ну, говори, говори же. Он неизлечим, да?

– Дело в том, – медленно произнесла Женевьева, – что операцию Сергею делал не человек.

– Не человек? – переспросила Зоя потрясенно. – Не может быть!

– Это установлено точно.

– Но кто же тогда?

– В этом весь вопрос. Надрез идеально прямой, как отрезок светового луча. Ни один хирург в мире, самый искусный, не сделает такой надрез. И шов наложен не человеческой рукой… Говорю тебе как медик.

– Чудовищно, – прошептала Зоя, опустив голову. – Но ты ведь слышала мой разговор с ним! Это была разумная беседа, он все помнит и может ответить на любой вопрос…