Михаил Лезинский - Колючая Арктика

"Никакой экзотики! Раб России, даже религиозный, воспринимает мифы и легенды как сказки. Во всяком случае, верил он им или не верил, но в своих поступках был свободен от них. Поступал сообразно своему уму и здравому смыслу. А мои юкагиры, голодные, забитые, полные страха перед жестокой природой боялись всего: слишком яркого заката, недоброго ветра, хмурой воды… Даже разбитая чашка или пропавшая трубка становились событием, от которого трепетало все стойбище.

А шаман… Шаман мог дать ответ на любой вопрос: толковал сны, явления природы, поступки людей. Он знал о человеке все, с самого его рождения до смерти — он же был рядом!

Да, я видел шаманов, я их застал… Да, шаманы обманщики, лгуны, хитрецы, стяжатели, но… Но не все! Не все! Не все!.. Пора бы уж непредвзятыми глазами взглянуть на шаманов и шаманство!.. Среди шаманов были и такие, которые действительно могли лечить людей, внушать и подчинять взглядом. С точки зрения науки, в этом нет ничего сверхестественного — народная медицина и гипноз…"

"Но обманщиков было больше!?"

"Больше. Их во все времена бывает больше. Среди врачевателей с советскими дипломами их не меньше!.. И, если мне удалось показать, подсмотреть в истории тог момент, когда северный человек начинает не верить тем, кому привык подчиняться бесприкословно и слушаться не задумываясь, значит мне удалось сделать первый шаг к более глубоким преобразованиям в жизни малых народностей… Считаю, я поступил правильно, исследуя шаманскую линию!.."

За окном зарождается вьюга. Это ветер принес ее на своих обмороженных крыльях… В свисте ветровых крыл Великий Юкагир различает голоса далеких земляков: голос главы юкагирского рода Куриля, мудрой старухи Ламбукиэ, шаманки Тачаны, народившихся на белый свет только что Ханидо и молодого Халерхи, старого Халерха и его больной жены Чирэмеэдэ, Тиненеут и Ниникая…

Ниникай был чукчей, а чукчи-мужчины с женщинами не считаются — таков вековой обычай, таков закон тундры, нарушать который не дозволено ни бедняку, ни богачу, И отпрыск вековых богачей Ниникай ничем не отличается от своих собратьев… И хотя он любит Тиненеут, но в жены взять ее боится… Не разрешают!.. Но а душе чукчи- борьба. Он задумывается, а этого уже не мало.

"Ну- ну-ну, — поторапливает Ниникая Великий Юкагир, — поспеши, мой далекий собрат, а не то тебя опередят! Любой гость — русский, юкагирский, якутский, чукотский — по закону дикого гостеприимства, проведет ночь с твоею Тиненеут!.. Ага. Ниникай, начинаешь соображать!"

Нарушая все мыслимые и немыслимые законы предков, Ниникай женится на Тиненеут — она же ждет ребенка!.. Нет, нет, это не его ребенок, свершился закон тундрового гостеприимства! Но что из того, — это же ребенок прекрасной Тиненеут?!

Тиненеут рожает ребенка, но нарушает при этом — в очередной раз! — все возможные законы тундры, рожает возле яранги, а должна была уйти подальше от людского глаза в глухую тундру.

И Ниникай был рядом с нею, хотя знал, мужчине это запрещено чукотскими законами. Но что — законы! Когда — вот она, любимая и несчастная женщина! — мать ребенка мучается и страдает.

Четыре дня сидел он возле жены и народившегося сына: жег костер-дымокур, отгоняющий комаров. А не то кусачие твари выпьют кровь из матери и ребенка.

"Совершивший подобное, должен отказаться от жены, от детей и немедленно взять себе в жены другую.

Будь стойким, Ниникай! Ты первый, бросивший вызов вековым законам. Знаю, тебе тяжело, знаю, тебя никогда не простят, но будь мужественным. Иначе долго еще стонать моей несчастливой тундре", — умоляет молодого чукчу молодой юкагирский писатель.

И выстоит Ниникай — с женой и ребенком уйдут они из своего рода в Улуро. К юкагирам…

Семен любовно поглаживает сложенные стопкой листы, пальцем трогает клавишу пишущей машинки.

"О каком окончании романа думаю я? О какой птице-книге, взлетающей в поднебесье? Эти тысячи страниц, исписанные и почерканные, с точками черной туши — назовите это странностью, но мне лучше пишется, когда есть черная тушь! — еще необходимо перевести в подстрочник и отстучать на машинке!"

Великий Юкагир подходит к окну, но намерзшее стекло не пропускает взгляд. Но так уж необходимо видеть, чтобы увидеть!?. Там, за окном, подслеповато щурятся желтоватым светом двухэтажные дома, скрипит трибуна для праздничных митингов и собака, подняв к выстуженной луне морду, воет, жалуясь на жестокую зиму и собачью судьбу. Там за окном — застывшая, скованная морозом, Колыма.

Колыма. Кулума. Кулума она и есть Кулума. И по-юкагирски — Кулума, по-якутски — Кулума, и по-чукотски — Кулума… А вот по-русски — Колыма. — стуженная река!

Вмерзли в Колыму огромные пароходы, не успевшие вовремя покинуть северную реку, садятся многотонные лайнеры на Колыму, бороздят Колыму мотонарты, а Великий Юкагир «видит», как четверо богачей по реке Кулуме пробираются на ярмарку. Надо заставить этих северных купцов залюбоваться Колымой…

Остановитесь! Хоть несколько минут побудьте в раздумье, а за это время п поведаю вам легенду о великой Колыме.

И Великий Юкагир вспомнит легенду, услышанную впервые от безумной Пайпэткэ в далеком году. В том году, когда над страной бушевала военная гроза.

"Колыма… Она некогда была молодой. Все мы бываем молоды, так почему же реке не быть молодой?! А родилась… Пусть — зародилась! Зародилась Колыма в далекой тайге, отсюда не видно, среди гор больших маленьким-малюсеньким ручейком-змейкой. Петляла эта змейка между валунов вековечных, пропадала в болотах замшелых, но выползала на свет божий — боялась змейка-ручеек пересохнуть и, оторвавшись от матери, стала искать море-бабушку.

Как всякое юное существо, Колыма много петель сотворила в жизни и сама не заметила, как повзрослела, и как стали появляться у нее дети-речушки, в свою очередь, сами превращающиеся в реки, А раз дети, надо дать им имена. Но не только имена, но и напутствие в жизни надо дать народившимся рекам.

Реке Баяыгчан мать Колыма сказала:

— Людям не хватает еды — и ты разведи для них много рыбы!

Другой дочери — Коркодан — велела быть узкой и высокобережной, чтобы люди под берегами прятались от холода в студеные дни.

Реки — не люди! Выполнила Коркодан материнский наказ.

Река Анюй родилась самой последней и, вроде бы, вышла она сразу, эта доченька, из-под родительской опеки, но и ей Колыма приказала:

— Пусть на твоих берегах густо растут тальники, чтобы люди у огня согревались! Пусть разведутся возле берегов твоих куропатки и зайцы, чтобы люди сытыми были!

Из всех своих детей Колыма только одного сына попросила о помощи лично для себя:

— Старая я стала, сыночек, тяжело мне теперь от зимнего сна пробуждаться, а мне, ведь, море искать надо! Ты, Омолон, пораньше меня буди!..