Сергей Лексутов - Полночный путь

Серик вдруг медленно выговорил:

— Выпьем за Полночный Путь…

Реут добродушно улыбнулся:

— А что? Хорошее название — Полночный Путь… — и вытянул руку с кубком над столом.

С мелодичным звоном кубки встретились.

Наутро Серик ехал к пристани, сидя на задке телеги, и, болтая ногами, весело поглядывал на прохожих. Да и чего было не веселиться? Вчера к нему вышла Анастасия, и они долго разговаривали, сидя на лавочке под распускающейся липой. В сундуке лежит увесистый кошель серебра, второй, на дорожные расходы, среди поклажи в дорожном мешке.

Серик еще издали разглядел честную компанию купцов-разбойников; они стояли тесной кучкой на берегу, и что-то обсуждали, с жаром размахивая руками. Один Горчак стоял в сторонке, хмуро уставясь под ноги. Серик соскочил с телеги, сволок дорожный мешок, стянул гремящий мешок с оружием. Огарок помог выпростать за что-то зацепившееся под сенной подстилкой копье. Прислушавшись, Серик понял: спор разгорелся из-за того, что цифирные купцы считали, будто Полночный Путь обустроить русским купцам вполне по силам, а Шарап со Звягой стояли на стороне Горчака, который и высказал свои сомнения. На все доводы купцов он лишь веско отвечал: — "Вы не ходили по Великому Шелковому Пути, а я ходил…"

Все четверо купцов разом накинулись на Серика:

— Серик, а ты как мыслишь?

Серик пожал плечами, оглядывая купцов.

Горчак засмеялся, сказал:

— Да Серику все равно, в какой конец земли идти — Реут ему Анастасию пообещал и в купцы вывести… А вон и сам Реут едет…

Реут подъезжал на телеге, груженной всякими забытыми впопыхах мелочами. Когда телега поравнялась с компанией, упруго соскочил на ходу, подошел, спросил:

— Все в сборе?

Первый степенно ответил:

— Как и было уговорено… Реут, чего это твои наймиты толкуют, будто не по силам нам будет обустроить свой путь в Индию?

Реут проворчал:

— А мне все равно, что они толкуют; главное, эти люди хорошо умеют дело делать. Еще мой дед толковал, что пора за Урал-камень двигать, прибирать к рукам Сибирскую землю. Чего ей бесхозной лежать? Вот и пришло время. Заодно и свой путь в Индию прорубить… — оглядев из-под ладони длинный ряд ладей, приткнувшихся носами к берегу, спросил: — Слышь, Первый, у вас сколько ладей?

— Шестнадцать нынче! — гордо подбоченился Первый.

— Эка… Как на дрожжах богатеете… Меч видать, тоже неплохой приварок дает…

— Ты, Реут, будто в молодости тоже не промышлял мечом… — обиженно протянул Первый.

— Ладно, ладно… Кто не без греха? Пошли по лодиям. Серик, Шарап и Звяга пойдут на малой ладье; в случае, если на караван нападут речные тати, смогут на помощь прийти, если кому совсем туго придется…

— Реут, ты уже совсем христианином стал… — укоризненно проговорил Четвертый, и шагнул в воду, нагнулся, с натугой вытащил из воды жбан, с привязанным к нему камнем, сказал гордо: — Со вчерашнего вечера на дне лежит! Охладился не хуже, чем в погребе…

С ладьи кинули огромную братину. Настоявшийся, прозрачный, с золотым отливом мед заиграл на поднимавшемся солнце. Братина несколько раз обошла круг, пока жбан не опустел. И хоть большая часть тут была уже христианами, все поплескали меду в реку, попросили легкого пути у речного бога.

Веснами редко бывает ветер попутным на пути вниз, а потому пришлось грести с утра до вечера. Правда, гребли не особо утруждая себя, в полсилы, другую половину употребляли на песни. Правда, Серик, Шарап и Звяга в общем хоре не участвовали, шли далеко впереди каравана. И не потому, что чего-то опасались, а потому, чтобы не пугать загодя птицу, буквально стаями то перелетающую через Днепр, то отдыхающую прямо на волнах. Серик десятками стрелял уток, гусей, а то и лебедей, княжескую еду. На ночлегах пировали, объедаясь от пуза дармовой снедью.

Реут, обгладывая сочные ножки, качал головой и говорил:

— В прежних бы походах нам такого стрельца… А то только по сидячим горазды… И то за три шага с подбегом…

Спали, кто в ладьях, кто на берегу, закутавшись в шубы — весенние ночи промозглые, хоть и пригревает днем солнышко. Выставляли двух караульных на весь караван. Весенний путь вниз почти безопасен, по сравнению с обратным — не очень интересны речным татям русские товары. Разве что шальная ватага бродников налетит. А вот тем, кто потом снизу пойдет — ухо надо держать востро. Ладьи полны дорогими заморскими шелками, аксамитами, да другими товарами, что много места не занимают, а дороги. Когда поравнялись с прошлогодним землепашцем, Реут долго вглядывался из-под ладони в берег, наконец, спросил Серика:

— Глянь-ка туда… Мне мерещится, аль и вправду там поле? — Реут часто пересаживался в ладью к трем друзьям, чтобы пострелять птицу, да только стрелы зря терял; из пяти едва одна в цель попадала.

Серик лениво обронил:

— Да мне и глядеть нечего, я так знаю, что там поле. В прошлом году того землепашца видели.

— Гляди-ка, куда добрались… — Реут помолчал немного, договорил задумчиво: — Пора, пора в Сибирь двигать…

До устья было уже недалеко, Днепр раскинулся так, что с середины уж и берегов видно не было. В тот день Реут опять плыл на ладье троих друзей, хоть охота уже и кончилась; птицы кто пролетел дальше на полуночь, кто тут расселись по гнездам, по лиманам да старицам, к тому же потянулись половецкие поселения по берегам, а половцы тоже не дураки весеннюю птицу пострелять. Серик первым разглядел мечущуюся по берегу и размахивающую руками крошечную фигурку человека. Реут за кормчего стоял, Серик закричал, выворачивая шею и пытаясь получше разглядеть человека на берегу:

— Реут, поворачивай к берегу!

Реут завертел головой, спросил недовольно:

— А с какого перепугу?..

— Да человек на берегу! Стряслось что-то; бегает, как полоумный, и руками машет…

Человек уже остался далеко позади, и видать потерял последнюю надежду, что его заметят, но тут же радостно встрепенулся, увидев, как ладья круто свернула к берегу. Посчитав, что и сам добежит, коли уж так резво бегает, порешили не грести против течения, приткнулись к берегу, опустили весла и выжидательно смотрели, как человек прыгает через многочисленные лужи оставленные отступающей вешней водой. Наконец, запыхавшись, он подбежал, забрел в воду, ухватился за борт, и стоял, тяжело отдыхиваясь. Когда-то богатая одежда превратилась в лохмотья, за пояс был заткнут меч без ножен.

Реут спросил насмешливо:

— Ты откуда, такой красавец?

Человек нагнулся, черпнул пригоршней воды, умылся, только после этого проговорил:

— Из Царьграда иду…

— Так вот и идешь, пешочком?

— Чего ты зубы скалишь?! — вдруг озлился оборванец. — Купец я из Смоленска. Я, может, побогаче тебя буду! Ты на такой невзрачной ладейке плывешь, а я на пятью ладьях ходил в Царьград!