Сергей Лексутов - Полночный путь

Пока работники разгружали ладью, Серик во все глаза глазел на пеструю толпу на берегу. Кого тут только не было! Знакомые франки и фрязи мелькают. А вот степенно идет компания темнолицых людей в широких белых одеждах и с белыми же тряпками, толсто намотанными на головах. И сама пристань была устроена так, что к самому берегу могли причаливать большие корабли. Далеко в море выдавалась сложенная из камня стена. Только мелко сидящие русские ладьи приткнулись к пологому песчаному берегу. Ба-а… А это кто? А это Рюрик, собственной персоной. И не узнать. Вышагивает, высокомерно задрав голову, в богатой половецкой одежде, позади двое дружинников, один из коих старый знакомец Бренко… Серика отвлек Реут:

— Будя глазеть-то… Лучшего своего кормчего с вами отпускаю. Беречь, пуще глазу! Он и по Дону, и по Итилю ходил.

Пожилой кормчий сумрачно глядел на Серика, проворчал в пышную бороду:

— Пошто сосунка в такой поход послал?

— Не ворчи, старый хрен, — добродушно проговорил Реут. — Серик не помешает в таком походе.

— Мало ли, что он стрелец знатный… — не унимался кормчий.

Реут махнул рукой, нетерпеливо выговорил:

— Полезай в лодию!

Кормчий, ворча что-то под нос, тяжело полез по скрипящим сходням. Двое работников закинули его мешок с пожитками и мешок с оружием. Реутовы работники спихнули ладью с мели, перевалились через борт и взялись за весла.

Когда прошли пролив, вода в море будто испортилась; только что была голубой и прозрачной, и вдруг, между двумя гребками, превратилась в буроватую жижу. Серик сидел на первой от кормчего лавке, спросил, косясь на воду:

— Чего это с морем сделалось?

Кормчий неохотно буркнул:

— Тут всегда вода такая, море мелкое, любой ветерок муть со дна поднимает. К берегу тут не пристать — с версту по колено брести надо. Так что, береги дыханье, одним махом это море перейти надо. Если попутный ветер не подует, беда-а…

Гребли до ночи, выгребая против несильного прохладного ветерка. Умаялись так, что весла начали вразброд воду бороздить. В конце концов, кормчий яростно плюнул за борт, проворчал:

— Потонешь еще тут с вами… Суши весла!

Серик с облегчением втянул свое весло и полез к мачте, где Горчак уже выкладывал из мешка нехитрую походную снедь: копченое мясо, сухари, лук. Один из Реутовых работников скинул в воду железяку, с растопыренными лапами, похожую на кошку. Веревки за борт убежало едва сажени три.

Усаживаясь на лавку, и принимая от Горчака хороший кус мяса, Серик покачал головой:

— Чудно… Сидим посреди моря, а под нами глубины меньше трех саженей…

После еды сразу же завалились спать. На другой день опять весь день гребли. Чем ближе к вечеру, тем больше хмурился кормчий и тем чаще, зажав кормило под мышкой, вглядывался из-под ладони в окоем.

Первым не выдержал Горчак, спросил:

— Што, худо?

— Кто знает… — протянул кормчий. — Тут так: либо грянет буря, либо всего лишь ветер переменится…

Однако, человеческая природа хоть и крепка, покрепче лошадиной будет, но и людям отдых нужен. Когда ужинали, то и дело засыпали с непрожеванным куском во рту. Кормчий всех пихал по очереди, рявкал:

— Дожуй сначала, а потом засыпай! Кто грести завтра будет?

Серик проснулся от того, что грянулся с лавки; ладью здорово покачивало, небо было затянуто быстро несущимися облаками, но он разглядел в свете луны, проглянувшей в разрыве облаков, что кормчий перевесился через борт и будто к чему-то прислушивается. Наконец он выпрямился и заорал во всю глотку:

— А ну поднимайся!

Шарап со Звягой заполошно вскочили, в руках их в лунном свете сверкали мечи.

— О, хосподи!.. — проворчал кормчий. — Послал Бог мореходов… Ветрило ставить!

Шарап со Звягой смущенно переглянулись, сунули мечи в ножны, и кинулись помогать остальным тянуть веревки. Кормчий заорал Серику:

— А ну помоги! Держи кормило покрепче. Да ногой в борт упрись!

Серик подбежал, вцепился в весло. И вот, когда ветрило развернулось, какая-то сила так рванула весло, что Серик подумал — его сейчас вместе с кормчим выкинет за борт. Однако обошлось.

Кормчий проворчал:

— Всем спать, если сумеете… А мы с Сериком до свету постоим…

Ветер был не совсем попутным, ладья косо резала волны и мало того, что она ритмично клевала носом, она еще и валялась с боку на бок, как резвящийся чудо-юдо рыба-кит. Серику нравился этот захватывающий полет по волнам. Даже не мешало наслаждаться то, что приходилось то и дело напрягаться, выдерживая удары волн по кормилу.

Когда наутро поднялись Горчак с помощником кормчего, кормчий, осторожно передав из рук в руки кормило, широко перекрестился, сказал:

— Слава тебе, Господи! Пронесло… Если бы шла буря, она бы уже разгулялась…

Серик с трудом доковылял до своей лавки, но завалился не на лавку, а под лавку, потому как все равно во сне под лавкой окажешься. Не успел и глаз закрыть, как провалился в глубочайший сон.

Проснулся уже под вечер, ладья не спеша, брела под унявшемся ветром, все стояли на лавках и вглядывались вперед. Серик вылез из-под лавки, спросил:

— Эй, чего там?

Звяга обернулся, сказал добродушно:

— Ну и спать ты здоров… Поднимайся, приплыли…

Серик выкарабкался из-под лавки, разминая затекшие плечи, легко вспрыгнул на лавку, и тут же увидел встающие как бы из моря высокие каменные стены с башнями. Кормчий медленно выговорил с кормы:

— Азов… — и направил ладью к берегу.

Серик спросил:

— А к чему нам останавливаться? Припасов навалом…

Кормчий проворчал недовольно:

— Видишь, половецкая ладья у берега? Вмиг догонит…

— Да чего ж ей нас догонять?!

— Тьфу ты! Пошлину взять!..

Серик ничего не понял, но замолчал, разглядывая приближающийся берег. У пристани стояло несколько купеческих ладей и одна ладья, низкая и узкая, с хищно заостренным носом, с длинным рядом весел, на треть втянутых внутрь. На кормовом помосте маячил человек, из-под ладони вглядывающийся в подходящую ладью. Кормчий вдруг заорал:

— Спустить ветрило!

Все кинулись к веревкам. Реутовы работники работали слаженно и привычно, а Серик, Шарап и Звяга только им мешали. Наконец, парус был спущен, разобрали весла и в несколько гребков подгребли к пристани. Сбросили сходни. К ладье не спеша, шагал человек, одетый во все черное, с черным круглым колпаком на голове, следом поспешали два стражника, с чудными топорами — с рукояткой, длинной, как копье. Подойдя, он остановился у конца сходней, спросил по-русски:

— Откуда идете?

Горчак, который должен был изображать купца, степенно ответил:

— Из Сурожа идем…

Человек со стражниками вереницей взошли по сходням. Оглядев невеликую кучку мешков у мачты, спросил: