Сергей Лексутов - Полночный путь

Тем временем на столы начали подавать яства. Сидящий рядом Ярец яростно засопел, шумно сглотнул слюну. Звяга весело спросил:

— Ярец, а ты б целого барана мог съесть?

Ярец, не отрывая взгляда от огромной миски с мясной кашей, пробормотал:

— Да запросто… — миса еще не утвердилась на столе, а он уже вонзил в дымящуюся горку ложку.

Но тут со двора послышался топот многочисленных коней, звон сбруй, веселые голоса. Шарап как бы невзначай огладил ладонью рукоять меча, и уставился на дверь. Но вновь прибывшие входить не спешили, судя по звукам, доносящимся из-за двери, они спокойно расседлывали коней. Шарап поманил случившегося поблизости хозяина постоялого двора, тот с готовностью подбежал. Ухватив за полу меховой безрукавки, Шарап заставил его склониться пониже, спросил зловеще:

— Ты почему не сказал, что дружинников ждешь?

— Каких дружинников?! — взвыл благим матом хозяин. — То мои постояльцы, второй месяц живут. Нынче на охоту ездили. Платить-то за постой им нечем…

Тем временем распахнулась дверь, вошедший громогласно рявкнул:

— Хозяин!.. — и осекся, обводя настороженным взглядом горницу. Приглядевшись, нерешительно выговорил: — Шарап, ты ли это?..

Шарапу почудилось что-то знакомое в лице под низко надвинутой на лоб шапкой. Он нерешительно протянул:

— Неужто Гвоздило?..

— Я самый! — взревел сотник, кидаясь вперед.

Он искренне, от души, обнял Шарапа, Звягу, хлопнул по плечу Ярца, уважительно поздоровался с Батутой, присел к столу, откинув с плеч на лавку короткий полушубок. Ошеломленные столь неожиданной встречей, не знали, с чего начать разговор. Тут в горницу ввалилось еще с десяток дружинников покойного князя Романа. Долго, шумно здоровались со старыми знакомцами. Наконец, угомонились, принялись за еду. Умяв миску каши, с добрым кусом мяса, Шарап принялся за щи, заедая их пирогами с капустой. Гвоздило не отставал от него. Наевшись, и приняв от женщин по кружке меду, наконец повели разговор. Шарап спросил:

— Ты как здесь? Ты ж в Чернигов наладился?..

Гвоздило посмурнел, неохотно проворчал:

— Прежде чем в Чернигов налаживаться, надо было порасспросить кое-чего про черниговского князя… Мы приехали, насчет службы сговорились, но как только князь узнал, что мы против Рюрика бились — приказал нас вязать. Еле вырвались, три десятка у черниговских ворот оставили…

— Што так?.. — изумленно уставился на него Шарап.

— А то… Рюрик позапрошлую зиму в Чернигове зимовал! И князь черниговский давно у него в союзниках и побратимах ходит…

— Да ну-у… — недоверчиво протянул Шарап. — Серик сказывал, что когда они на печенегов шли, Рюрик впереди войска в низовья Днепра шел. А летом мы его сами в Суроже видели…

— Это он петли петлил, как заяц… Нешто зимой, без припасов можно до половецких городов дойти? Зиму он в Чернигове провел, а потом по Дону спустился еще по высокой воде. Вот и оказался вперед вас в Суроже.

— Та-ак… — Шарап задумчиво отхлебнул из кружки. — Выходит, нам в Чернигов пути нет…

— А чего ты забыл в Чернигове?

— Да не в Чернигов мы, а через Чернигов в Северские земли идем…

— Ага… А Киев чего?

— А Киев — того… Нет больше Киева. Разорен дотла…

— Да ну-у?! — Гвоздило неподдельно изумился.

— Ты што же, тоже не знаешь, кто приходил уже после нашего бегства?

— Откуда?! Мы ж лесами, по бездорожью, от Чернигова уходили. Бывало, неделями по чащобам ховались. Тут вот решили осесть, подождать, пока зимний путь уляжется. Лед уже крепок, завтра и пойдем на Смоленск.

Шарап повернулся к Батуте, спросил:

— Слыхал?

Батута сумрачно обронил:

— Как не слыхать?..

— Мы тоже через Смоленск на Москву пойдем…

Батута медленными глотками выпил с полкружки, отер ладонью усы, проговорил:

— Вот только загвоздка; придется к устью Десны возвращаться, а там, поди, нас уже ждут…

— То-очно… — встрял Звяга. — Вверх по Десне идти никак нельзя — враз попадем в лапы Рюриковых приспешников. Напрямик, через лес к Днепру не пролезем… Придется возвращаться…

Гвоздило спросил:

— О чем это вы толкуете?

Шарап смутился, будто сотворил нечто постыдное, пробормотал:

— Да с боем мы с Киева уходили… Два десятка Рюриковых дружинников побили…

Гвоздило рассмеялся, выговорил сквозь смех:

— Да они чего, за дураков вас принимают? Нешто подумают, будто вы вернетесь?

— А может, еще одну погоню снарядили? — веско выговорил Шарап.

— Вот будет им несказанная радость, когда напорются вместо четырех мужиков с бабами да детишками, на полтора десятка матерых вояк! — Гвоздило хохотнул еще, и надолго припал к кружке, пока не осушил полностью.

Шарап спросил:

— С тобой же больше сотни было, куда народ подевался?

— А разбрелись… — беззаботно обронил Гвоздило. — Кто к купцам прибился в караванную стражу, кто в родные места подался… Мы ж тут больше месяца сидим… Нам надо было сразу в Смоленск уходить, да вот, не сообразили…

Шарап проговорил:

— Ну, ладно, спать пора. Только, завтра мы не пойдем никуда, кони у нас притомились, дневка нужна. А пойдем послезавтра.

— Ну, послезавтра, так послезавтра… — пожал плечами Гвоздило. — Мы двух сохатых завалили, завтра пир устроим.

Шарап спросил:

— Ты куда спать пойдешь?

— А на конюшню. Тут же не протолкнуться. Не гнать же баб с детишками на мороз?

— Я в санях буду… — и Шарап направился к двери, Звяга, Батута и Ярец потянулись за ним.

Серик, Горчак, Чечуля и Лисица сидели на береговом склоне, обращенном к солнцу, и грелись на ласковом весеннем солнышке. Внизу, на пойме, резвились выпущенные из конюшни кони.

Серик уныло сказал:

— Можа, до ледохода через обе реки успеем переправиться?..

Чечуля пожал плечами, не сразу ответил:

— Пока молодая трава не пробилась, далеко нам не уйти. Много ли сена увезешь на телегах?

— А у нас его и осталось, всего ничего… — пробормотал Лисица.

— До первой травы хватит — и ладно… — отрезал Чечуля.

Серик откинулся на сухо зашуршавшую ломкую прошлогоднюю траву, закрыл глаза. Солнце стояло высоко, за закрытыми веками полыхал алый огонь. Вот и кончился год скитаний. Сколько их еще впереди? Да нет, не много… Не выжить в этих местах без припасов. Если прорубать через леса Полночный Путь, то двигаться придется медленно, по краю лесов. Продвинуться на двести-триста верст, землю пахать, сеять, острог ставить. На следующий год, опять столько же… Да-а… Неподъемное дело затеяли купцы… Рядом зашуршал пергамент, потом послышался голос Горчака:

— А на кой купцам Великий Шелковый Путь?..

— Ты это о чем? — лениво осведомился Серик.

— Ты глянь сюда…

Серик нехотя сел, поглядел в пергамент. Горчак отмерил четвертями пройденный путь, сказал: