Сергей Лексутов - Полночный путь

— Накройся шубой, нето остудишься…

Расторопный Звяга уже кутался в шубу. В большом котле булькало густое, наваристое варево, быстро темнело. Явились пацаны. Огарок весело вскричал:

— Замели!.. Будто мы в небо взлетели…

Шарап хмуро проворчал:

— Пока кулеш варится, дров нарубите на завтра…

Неутомимые пацаны полезли в окружающую костер темноту рубить дрова. Вскоре натащили целую кучу, и тоже примостились к огню; сушиться и греться. А тем временем и кулеш поспел. Не пришлось по-воински хлебать в очередь прямо из котла, мисок хватило на всех. Дети начали валиться в сон, еще не дохлебав кулеш. Рассовав младших по саням, старшие снова расселись к огню. Батута сосредоточенно наблюдал за струей меда, льющегося в вымытый котел. Шарап сказал:

— Стражу первым будет стоять Батута, а там — как привыкли; Звяга и я…

Батута дернул плечом:

— Пускай стражу стоят подмастерья…

Шарап укоризненно покачал головой:

— Ты, Батута, будто сам смерти ищешь… Какие из пацанов стражи? Уснут, и сами не заметят…

Батута промолчал, только еще громче засопел. Подогретый мед пили молча, сосредоточенно отдуваясь. Вскоре стало всем и вовсе хорошо; отпустило напряжение боя, тепло разлилось по телам. Женщины ушли к детям, согревать их в морозную ночь своим теплом. Шарап и Звяга разлеглись тут же, в задках саней. Батута встал, собираясь идти к колее, но Шарап, не поднимая головы, проворчал:

— Нет надобности, куда-то идти; в такую ночь далеко слыхать… Ты просто сиди и слушай; погоню версты за две услышишь…

Однако ночь прошла спокойно. Шарап еще затемно разбудил мать Батуты и стряпуху, подкинул дров в жарко тлевшие угли костра, тут же взметнулось высокое пламя. Пока варился кулеш, остальные спали. Лишь когда варево поспело, Шарап разбудил остальных. Привычный ко всему Звяга, наскоро протер лицо снегом и сбегал к колее, доглядеть, не проезжали ли ночью лазутчики. Вернувшись, успокоительно покивал Шарапу, бормотнул:

— Все чисто, ни следочка…

Отдохнувшие кони, весело хрупали овсом, косясь на людей, жадно поглощавших густо парящий на морозе кулеш. Только рассвело, как обоз готов был в путь. Шарап сказал:

— Отсюда до постоялого двора верст тридцать пять; надо будет засветло доехать, и там встанем на дневку. А не то и коней запалим, и ребятишек простудим…

Ехали берегом, по сухопутному пути, но снег был уже порядочно глубок, и вскоре от лошадей повалил пар. Шарап приказал остановиться. Они со Звягой сошлись у саней Батуты. Оглядывая из-под ладони реку, Шарап сказал:

— Так мы и за три дня не доедем до постоялого двора… Надобно на лед съезжать…

Звяга сумрачно сплюнул, проговорил:

— Погоня вряд ли уже возможна… Поснимаем кольчуги, на передние сани посадим Ярца и подмастерьев, своих пацанов — они лед будут испытывать. В случае чего — вытащим…

Приглядев две березки, стоящих рядком, Шарап прихватил топор и побрел к ним, увязая в снегу. Срубив березки, очистил их от веток — получилось две жерди, сажени по две длиной, принес их к обозу. Тем временем Батута со Звягой разгрузили передние сани, оставив только немного сена, чтобы сидеть было не шибко жестко и холодно. Батута повелительно позвал своих подмастерьев. Привычные беспрекословно повиноваться, Огарок с Прибытком заняли места, а пацанам Шарапа и Звяги и говорить ничего не пришлось, они сами залезли в головные сани. Шарап положил поперек саней жерди; одну в передок, другую — посередине, сказал:

— Если провалитесь, хватайтесь за жерди… А ты, Ярец, путь прокладывай ближе к правому берегу; там глубина небольшая, и промоин с полыньями не бывает…

Ярец мотнул головой, поерзал на облучке, разобрал вожжи. На лед съезжали осторожно, шажком, кони прядали ушами, но шли, не артачились. Звяга, только выехал на лед, весело крикнул:

— Кони идут на лед, не артачатся, значит — крепок!..

— Погоди радоваться… — урезонил его Шарап. Он чутко прислушивался, низко склонившись, но предательского потрескивания слышно не было.

Реку перевалили благополучно, и, зная, что под берегом воды едва по пояс, Шарап крикнул:

— Ярец, давай рысью!..

Дело сразу пошло веселее; кони взбодрились, снегу на льду было не слишком много, так что подковы изредка выбивали и ледяную крошку. Подковы были новые, шипы еще не стерлись, так что кони не скользили. Поглядывая на мелькающие ивы, Шарап взбодрился; теперь уж погоня не настигнет, даже если она и пыхтит где-то за спиной.

Еще не начало смеркаться, как показался убогий постоялый двор. Уставшие кони шагом втащили сани на откос. Въехали в ворота — на крыльцо уже выскочил хозяин, засуетился. Шарап слез с саней, подошел к крыльцу, сказал:

— Готовь еду на всю ораву, а мы пока коней распряжем. Да, еще; с нами бабы, да малые — им в горнице постелишь, а мы уж — на вольном воздухе… Да скажи работникам, чтоб выволокли три мешка овса…

Пока распрягали, да накрывали спины коней попонами, два работника вытащили из амбара мешки с овсом. Надеть на морды четырем десяткам лошадей торбы с овсом, дело долгое. Однако с помощью подмастерьев и старших детей справились довольно быстро, и пошли в горницу. В просторной горнице было тесно от многочисленных постояльцев. Младшие, уже раздетые чинно сидели по лавкам, осоловело моргали сонными глазами. Женщины помогали стряпухе готовить обильный ужин. Шарап скинул полушубок на лавку у двери, прошел к столу, сел на лавку, рядом примостились Звяга с Батутой. Из угла к ним пробрался небогато одетый мужичок, осторожно присел на лавку, спросил, настороженно переводя с одного на другого хитрый, лисий взгляд:

— Откуда и куда путь держите?..

— А тебе какое дело? — неприветливо осведомился Шарап.

Мужичок сразу как бы увял, и уже привстал, уходить, но Батута примирительно выговорил:

— Беженцы мы… Я — кузнец, а это — купцы…

— А-а-а… — протянул мужичонка. — То-то я смотрю, лошадей у вас много…

— Глазастый ты… — добродушно протянул Звяга. — Видать, много тебе двух глаз…

Мужичок испуганно забормотал:

— Да я — ничего… Так только — любопытно стало…

Батута спросил:

— Ну, а ты кто?

— Купец я… — торопливо ответил мужичонка.

— Уж не на Киев ли идешь? — недобро усмехаясь, спросил Шарап.

— Какой Киев?! — взвыл мужичонка. — Нет больше Киева! Разорили подчистую… В Смоленск теперь за товаром придется ходить…

Шарап спокойно выговорил:

— Ну вот, теперь с тобой все ясно стало… Мы как раз беженцы из Киева. Дома наши спалили, вот только добро мы уберегли по захоронкам, теперь в Чернигов идем, на жительство. Как, вашему князю не лишними покажутся; кузнец, знатный оружейник, да два купца именитых? — зачем соврал, Шарап и сам не знал, но чем-то его отталкивал этот купчик с лисьим взглядом.