Владимир Фалеев - Фантастика 1990 год

Они дали клятву выполнить весь намеченный объем исследований и сдержали ее. Малышке Зарубин соорудил специальный костюм, боясь, что активная микрофлора планеты погубит не защищенный прививками организм. Из этого костюма она все время вырастала и однажды выползла из него и поползла по мшистой поляне, набивая рот ягодами и распугивая важных, ленивых лягушек. Там они ее и нашли, обкусанную до самых волос насекомыми, со вздувшимся от ягод животиком. Она так устала от новых впечатлений, что уже не могла кричать, и руки ее по локоть были вымазаны кровавым соком ягод.

Но все обошлось. И как только она начала ходить, Зарубин стал всюду таскать ее за собой и руку малышки выпускал, казалось, только ко сну.

Роды, кормление ребенка и те чудовищные нагрузки, которые выпали на их долю, не прошли бесследно. Видимо, все это вызвало деиммунизацию Катиного организма, какой-то вирус свалил ее, и в два дня она угасла. Это было неожиданно и страшно. Зарубин почернел от горя, и первые слова, которые он сказал малышке, были: “Теперь я тебя буду называть Катюшей!” А через три дня за ними прилетели. Малышке тогда было два года. Еще два года их продержали в обсервации, потому что в крови нашли нейтральный вирус. Вирус обладал мощной жизненной силой, и от него не могли избавиться, а потом еще дольше присматривались к тем следам, которые он мог оставить в генах.

А время шло. Сложившаяся система Общественного Воспитания была с самого начала нарушена, и от растерянности Зарубину разрешили воспитывать девочку до школьного возраста.

В ноябре начались занятия в приготовительном классе, и Зарубин обязан был отдать девочку в интернат. Малышка стала целью его жизни, ее смыслом и содержанием. Он был не просто добросовестным отцом, он стал для девочки и Матерью и Учителем. Вернее, множеством учителей. Она рано научилась читать и писать, сносно разговаривала на двух языках и с огромным удовольствием усаживалась за рояль. Он одержимо заполнял пустоту, образовавшуюся после смерти Катюши-старшей. И это ему удавалось. Девчушка росла славной, доброй, одаренной и любила его без памяти.

Маячивший впереди интернат казался кошмаром. Это слово разрасталось до размеров черной дыры, казалось гадким и от этого становилось еще страшнее. Зарубин начал борьбу. Он написал в Центральное управление по Воспитанию, сходил в местный комитет Управления Общественного Воспитания. Беседа, состоявшаяся там, была корректной и откровенной и отняла у него половину надежды. Но приняли его там прекрасно.

– Здравствуйте! Моя фамилия Зарубин!-сказал он, войдя в кабинет, который ему указали.- Я пришел, чтобы…

Клерк вскочил и, обойдя стол, дружески протянул обе руки:

– Я все знаю. У вас запутаннейший случай, и нам предстоит долгая беседа. Чтобы нам не мешали, давайте пройдем в Овальную комнату,- он взял Зарубина под локоть и, ловко лавируя среди столов, шкафов, коридоров и просителей, провел его в уютную, действительно овальной формы комнату, специально созданную для конфиденциальных бесед. Они удобно уселись. Зарубин с удовольствием выпил почти целую бутылку оранжада, ему надо было как-то скрыть волнение и собраться.

– Понимаете,- начал клерк,- за последние сорок лет ваша девочка - единственный ребенок, который воспитывался в семье. Вы прекрасно знаете, что исключений Система Общественного Воспитания не допускает.

– Я сам…

– Вы тоже. Как и я. Как и мы все! Вы знаете, чем мы обязаны Системе. Исчезли преступность, наркомания, пороки, исчезла даже ложь! Повысилось в несколько раз общественное значение индивидуальности. Люди легче находят призвание, меньше ошибаются, экономится драгоценнейшее время жизни, силы ума, воли и интеллекта. Появилась доброжелательность. Человечество стало добрей, наконец!

Зарубин молчал, ему нечего было возразить, он не ожидал, что его припрут к стенке “человечеством”.

– А что же нам делать? - спросил он, наконец.- Я не представляю себе, как мы будем жить друг без друга!

– А я не представляю себе, как может быть воспитан человек вне Системы.

– Если бы нам разрешили хоть изредка встречаться…

– Но вы же знаете, что Система исключает любые контакты!

– Система подразумевает детей, которые со дня рождения не видели своих родителей! Ведь не случайно же их даже на первое кормление приносят не к их матерям.

– Ну, это делается, чтобы притупить чувство собственности в материнском инстинкте. И когда роженица начинает кормить чужого ребенка, материнский инстинкт просыпается очищенным от шелухи “мое”. Для нее каждый ребенок свой. Такие женщины потом прекрасно работают в Системе.

– Но мы уже знаем друг друга. Как же нам обойтись без контактов?

– А как отнесутся к подобным контактам тысячи других детей? Что в них может проснуться?

– Но у них же есть рабочие мамы!

– Да, теперь мы имеем возможность к каждым трем воспитанникам прикрепить двух мам.

– Мама первой половины недели,- усмехнулся Зарубин,и мама второй половины недели.

– Вы не любили ваших мам?- удивленно спросил клерк.

– Люблю. Я и сейчас переписываюсь с ней.

– Ах, вы из тех, у кого была одна рабочая мама!- Зарубин вспомнил нежную морщинистую руку и прощальные слова: - Я с таким трудом нашла тебя. И вот ты уже взрослый. Как быстро пролетело это время! Не покидай меня насовсем, пиши мне, сынок…- Зарубин почувствовал, как в нем дрогнуло и проснулось что-то новое.

– Я становлюсь социально опасным элементом!- сказал он.

– Да!- улыбнулся клерк, но глаза его не улыбались.

– Так что же нам делать?- спросил Зарубин.

– Мы запросили Управление. Из центра приезжали специалисты, они проверяли вашу девочку, вы помните.

– Да!

– Мы обязаны были изъять у вас ребенка, но на свой страх и риск оставили девочку у вас до наступления школьного возраста. Так что у вас еще есть примерно восемь месяцев.

Так закончился самый первый визит в Управление.

А сейчас они шли к морю, и прохожие, как всегда, удивленно оборачивались на необычную пару. Они шли, взявшись за руки, и море шуршало им навстречу галькой.

А на столе Председателя Управления лежал подготовленный коллегией Управления мотивированный отказ в разрешении воспитания девочки в семье с категорическим требованием к местному комитету немедленно направить ребенка в интернат.

Дискуссия по этому вопросу закончилась час назад. Против решения коллегии голосовал только один человек. Председатель, обладающий правом вето, участия в дискуссии не принимал.

Сейчас коллегия собралась для утверждения своего решения и подписи документа. Председатель взял в руки ручку и произнес традиционную формулу: - Я призываю вас еще раз все тщательно взвесить и сообщить окончательное мнение.