Вероника Кузнецова - Дневник штурмана

А в остальном с моими монстрами ладить можно, и я уже не мучаюсь от сознания, что это монстры молчаливые и равнодушные ко всему, кроме своей работы. Мне даже льстит мысль, что я лечу под командованием мистера Уэнрайта, будущего командира экспедиции на Т-23-7. А насчёт бортинженера я перестала беспокоиться: как он ни старается выслужиться, но его всё равно не возьмут в экспедицию. Кому нужны такие льстецы? Он ведь не просто честно и усердно выполняет свою работу, а всем показывает, как он её выполняет. Кому нужна показуха? Нет уж, мистер Гюнтер, придётся вам тоже испытать разочарование, когда вашу кандидатуру отклонят.

А разозлилась я на мистера Гюнтера из-за той же Сергеевой. Я уже позавтракала, притом на этот раз на подносе не оказалось такого необходимого предмета, как вилка, и мне пришлось просить мне её дать, что меня насмешило чуть меньше, чем вчерашнее отсутствие солонки, в которой я не нуждалась, потом я стала возвращаться в рубку и у кают увидела светло-вишнёвый силуэт. Гадать не пришлось, потому что это была Сергеева, которая стояла вся напрягшись, закрыв глаза и вытянув вперёд руки.

— Серафима Андреевна, мне попадёт от командира, если я вас здесь оставлю, — предупредила я её.

— Наташа, что за этой дверью? — спросила она.

— Моя каюта.

— Я хочу туда войти, — заявила эта несуразная женщина.

— Нельзя, Серафима Андреевна, — решительно отказала я ей. — Меня за это дисквалифицируют.

Это, конечно, было преувеличением, но всё равно такой визит сулил мне очень большие неприятности.

Сергеева, казалось, смирилась. Она отступила на несколько шагов и произнесла:

— Самое страшное — это зло, которое мы накопили в себе. Надо бояться зла в себе.

Я подумала, что если она имеет в виду мой отказ впустить её в мою каюту, то напрасно, потому что я отказываю ей не от злости, а по необходимости. Если же она вещает просто так, от болезни, подражая пифии, то перечить ей не следует.

— Понятно, Серафима Андреевна, — согласилась я.

Женщина рассеянно посмотрела на меня, потом — на дверь моей каюты и ушла.

— Мисс Павлова, — сказал появившийся откуда-то бортинженер, — не отговаривайте меня. Командир должен немедленно узнать об этом случае.

И, словно боясь, что я заставлю его нарушить долг и заслужить немилость командира, он быстро ушёл в рубку. Я последовала за ним, думая о нём не лучшим образом.

Командир, неизвестно какими словами предупреждённый бортинженером, встретил меня с уничтожающим бесстрастием:

— Мисс Павлова, почему вы не выполняете мой приказ?

— Потому что я не умею бегать так же быстро, как мистер Гюнтер, сэр, — объяснила я.

Наступившая затем пауза была не очень долгой.

— Что же сказала мисс Сергеева? — наконец спросил мистер Уэнрайт.

— Ей очень хотелось зайти в мою каюту, сэр, — ответила я.

— Зачем, мисс? — выдал механизм следующий вопрос.

Мистер Форстер слушал меня с удивлением.

— Не знаю, сэр.

— Она говорила что-нибудь ещё, мисс?

— Лишь то, что самое страшное зло — это зло внутри нас. Она предостерегает всех вас от этого зла.

— А вас, мисс? — спросил первый штурман, чуть-чуть усмехнувшись.

По-моему, его кандидатуру отклонили за вредность.

— На всякий случай я тоже приму её совет к сведению, сэр, — согласилась я.

— Полагаю, вам ничего не хочется добавить, мисс? — холодно осведомился командир.

— Мне нечего добавить, сэр, — ответила я.

Встреча с Сергеевой не оставила такого тяжёлого осадка, как прежде, да и не могла оставить, ведь она не говорила ни о крови, ни о мёртвых, ни о книге с чёрной записью, поэтому я провела время до обеда очень спокойно. Зато когда мы втроём пошли в столовую, меня охватила тревога. Я очень боялась, что мисс Фелисити выдаст свою дурацкую вражду ко мне, вновь не подав мне вилку. Как я объясню командиру отсутствие вилки? Что я её об этом специально просила? Но к моей величайшей радости, горничная оказалась на высоте: у моей тарелки не хватало перца, а вилка лежала на своём законном месте. Кстати, мне надо было догадаться о зарождающейся симпатии мисс Хаббард к сеньору Агирре заранее, ещё когда негритянка попросила передать ей соль, ведь её собственная солонка стояла перед ней и ей незачем было по этому поводу обращаться к соседу, если бы она не хотела завести с ним разговор. Как всё-таки крепок русский человек задним умом: чтобы осознать такую простую вещь, мне понадобилось дождаться мщения мисс Фелисити.

Ещё я узнала, наконец, что подтянутый энергичный пожилой мужчина с очень заметной сединой — бразилец Жозе Араужо, тот самый одинокий учёный, про которого как-то говорил командир, а следовательно, второй пожилой мужчина с сединой и сонными глазами — австриец Стефан Кондор. Теперь белых пятен в моём списке нет, хотя я и не пойму, зачем мне всё это было нужно. Удивляюсь даже, как напряжённо я следила за группами, на которые разбились наши учёные. Теперь же весь мир заслонили Серафима Андреевна и моя новая теория взлётов. Я и в столовой думала об этой теории. Чувствую, что уже стою на пороге, что разгадка совсем близка, а в руки мне она пока не даётся. Чувство мучительное, неприятное, мозг утомляется, не находя удовлетворения, и сама себе кажешься бредущей в полной темноте.

После обеда мы с бортинженером вновь сидели в рубке одни, и был мне этот тип очень неприятен, потому что я терпеть не могу исполнительных выскочек, у которых нет своего я. А потом мне вдруг вспомнились слова Серафимы Андреевны: "Бойтесь зла в себе", и мне стало неуютно. Неважно, что она имела в виду и имела ли в виду что-то конкретное, но я за полторы недели общения со своими монстрами накопила в себе достаточно зла. Я по очереди и неоднократно успела возненавидеть и командира, и первого штурмана, и бортинженера. Пора бы уже остановиться. Люди как люди, с обычными человеческими недостатками, но не такие уж плохие. Я тоже способна вывести из себя даже самого терпеливого человека, когда захочу, так что мне надо поменьше злиться и побольше думать о собственных неприятных чертах характера. Так что сейчас, кончая записи в дневнике, я решаю для себя освободиться от зла, которое я накопила в душе.

Р.S. Чуть не забыла сказать, что горничная за ужином вновь не подала мне вилку, и мне пришлось выждать момент, когда повар точно не услышит, и просить её принести.

3 февраля

Утром, выходя из каюты, я наткнулась на Сергееву, которая с отрешённым видом стояла под самой дверью.

— Здравствуйте, Серафима Андреевна, — сказала я. — Здесь находиться запрещено.

По-моему, этой женщине закон не был писан, и все, включая командира, махнули на неё рукой. Ясно, что она стоит здесь давно, а мистер Уэнрайт, который, конечно, уже ушёл в рубку, не отправил её восвояси. А может, отправил, да она вновь вернулась.