Вольдемар Грилелави - Плач кукушонка

— Не надо, доктор, я все это знал, и мне даже вашего подтверждения не надо было. Мне нужен лишь ваш вердикт. Заключение с полным обоснованием и выводами. С печатью, разумеется, и с подписями. Это поможет официально удочерить ее. Поскольку, ни у кого смелости не хватит взять на себя ответственность за судьбу ребенка. И они сделают это с уверенностью, что все равно смерть дитя спишет их отступление от закона.

— Зачем вам это? Ведь и так никто не отнимает ее у вас. Живите, сколько отпущено, да и все.

— Нет, вы, доктор, не правы. Ребенок, никогда не имевший ни папы, ни мамы, истосковавшийся и изголодавшийся по таким родным словам, должен сам лично увидеть официальный документ, подтверждающий, что она не брошенная, не одинокая, не ничья. У нее есть настоящий папа, папочка, как она любит говорить. Я ни до, ни после не стану меньше любить и лелеять, но этот документ станет ее гарантом свершившегося и незыблемого.

Доктор долго, молча, рассматривал Влада, чтобы понять его намерения и убедиться в искренности. Затем пожал ему руку и поблагодарил за проявленную сердечность к трагической судьбе.

Единственная ошибка Влада, а может он и не стремился к секретности, не предупредил и не просил о конфиденциальности информации. Семен Антонович — опытный и порядочный врач, а вот Сергей по пути еще до эскадрильи двум-трем женщинам шепнул по секрету. И на завтра к концу дня Света прибежала с улицы мрачнее тучи с повышенной серьезностью.

— Папочка, я умру? И так скоро? — спросила она без дрожи и слез в голосе. — Ты за меня не бойся, я догадывалась, что долгое счастье мне не дано. Но и этим дням я безумно рада. Ты не представляешь, какое это счастье — быть вместе с папочкой, быть любимой. Жить без страха и без опаски. Тебе, ведь, со мной тоже хорошо было? Я понимаю, что уродина, ни какая не принцесса, что многие вздрагивают от одного моего только вида. Но это не главное. Главное, что ты меня любишь. Правда, ведь?

— Правда, Светик, правда. Идем со мной, — Влад взял ее за руку и повел в спальню. Усадил на пуфик возле трюмо и поставил к зеркалу небольшую, 9 на 13, фотографию, где они вместе позировали у фотографа перед парикмахерской. — Жалко, что не в тех лохмотьях, в каких я домой тебя принес. Я сейчас, милая моя дочурка, небольшую речь скажу. Что не поймешь, потом обсудим. Ведь о твоем физическом состоянии я понял еще в первый день на поляне. И срок, отведенный, видел. Доктор слегка преувеличил. Не надо так реагировать, я еще не все сказал. От такой жизни такие маленькие дети долго не живут. Большую роль в твоей трагедии, конечно, сыграло зимнее купание и двухмесячная картофельная диета. Ты еще тогда была умереть. Импульсы защиты, видать, сами вычислили тебя, поддержали и, каким-то магнитом свели нас. Даже объяснять не буду, сам ничего не понял. Но запомни, не обязательно понимать, просто запомни. Мы с тобой встретились не для смерти. А сколько ты проживешь, я даже предсказывать не берусь. Но, это — очень много, до не приличия долго.

Света встрепенулась и с недоверием, но уже с вернувшимся жизненным стремлением, смотрела на папу.

— У нас с тобой очень далеко идущие перспективы. Мы просто обязаны выполнить одну сногсшибательную задумку. А для этого нужно долго и счастливо жить. А теперь о главном. Пока ты уродлива, очень больная и смертельно неизлечима. Это нам с тобой пропуск в будущее. Они не захотят возиться с тобой, и просто на смерть отдадут тебя мне. Скажут, все равно такая сякая да с таким коротким жизненным сроком никому не нужна. А мы их обманем. Стоит только заполучить главный документ, как сразу превратимся в сверх прекрасную, жизнерадостную и просто очень космически здоровенькую девочку, мою принцессу.

— Папочка, а ты не успокаиваешь меня? Ведь доктор, наверное, это, ну…

— Умней меня?

— Угу, — Света кивнула головой.

— Нет, он умный, но не знает главного. А ты сейчас узнаешь. Твой папочка — колдун. Не веришь? Доказываю. Как ты себя чувствуешь? Как нога?

— Ой, правда, она совсем с первого дня не болит!

— А еще ты кушаешь все подряд, пьешь хоть чай, хоть какао или молоко. Бегаешь и прыгаешь по улице. И все в полном порядке и с легкими, и с сердцем, и с желудком. Видел бы это доктор, так точно крыша у него поехала бы.

— Куда? — удивилась Света.

— Далеко и безвозвратно. С таким диагнозом, что он написал, тебе под капельницей лежать и в утку нужду справлять. А ты здоровей всей детворы во дворе. Вот такие дела, Светик. И признаваться всему миру в своих колдовских способностях мне не хочется. Жизни спокойной вмиг лишат. И помешают основной задаче. Ведь ты не чувствуешь себя умирающей?

— Нет. Так я буду жить? Долго-долго? Ой, как здорово, папочка! А когда я красивой стану? Дедушка говорил, что я на бабушку похожа. А она очень красивой была. Мы потом эту фотографию порвем? — Света показала на снимок, который отчетливо отобразил уродство лица и ноги.

— Нет. Одну я буду носить с собой в кармане, вторую ты всегда в своей сумочке. И, когда возникнут какие-нибудь мелкие неприятности, глянешь и поймешь, что это все ничто в сравнении с этой фотографией.

— А тебе зачем?

— Чтобы любоваться результатами своего колдовства. Что было и как стало.

— Знаешь, папочка, как хочется поскорее, просто не терпится.

Влад засмеялся.

— Все вы женщины, как бабка из сказки — что не дай, а все мало, большего хочется. Совсем недавно кусочек хлеба был запредельной мечтой. А сейчас подавай ей красоту неписаную.

Они еще долго смотрели в зеркало и много говорили. И еще Влад нарушил клятву и рассказал всю правду о себе и родителях. Просто, хотелось поделиться этой тайной с единственной любимой душой. В нее он верил. Света даже расплакалась и пожалела своего папочку. Но Влад повторился, что своими считаются те, кого любишь. И не столь важно, кто родил. Ведь ему больше повезло, когда сразу забрали от злых и плохих. Света хоть и попала к любимым, но, видно, судьба решила испытать на прочность, поиздеваться, подразнить, причинить боль.

3

В субботу сразу после развода командир пригласил Влада. В кабинете сидело знакомое лицо заместителя начальника строительного управления. Когда Влад входил, Черский, стараясь незаметно от гостя, шепнул, чтобы Влад не продешевил, ломил по полной программе, мол, мужик не бедный, наворовал много. Влад пожал гостю руку.

— Я ожидал вас и приготовился во всеоружии, — он достал из планшета бумаги. — Прочтите.

Черский вопросительно посмотрел на Влада, и он разрешил командиру тоже присоединиться к чтению. Это были расписки родителей Светы и заключение главврача. В кабинете установилась гнетущая тишина. Даже Черский разволновался и несколько раз хватался за графин.

— И что от меня требуется? По-моему, я здесь бессилен, — как-то растерянно произнес Йогорович.