Александр Громовский - Феникс

Это верно. Сидя в его мастерской, Георга охватывала смертельная скука, дремотная лень, нападала тягучая зевота. И тогда Георг уходил от этого мертвого для творчества человека и, выйдя на улицу из прокуренного помещения, чувствовал, как свежий воздух вливает в него новые силы, прогоняет дремоту сознания, будоражит воображение и появляется острое желание работать, работать, работать!

3

Георг оглядел критическим взглядом установленный на мольберте подрамник с холстом, и теплая волна удовлетворения от хорошо сделанной работы прокатилась по телу, согрела сердце, словно некий ангел взял гармоничный аккорд на струнах его души. Это ни в коем случае не самовлюбленность. Восторженность быстро пройдет, Георг это знал, и часто бывал к себе безжалостным, но он так же знал, что уж если удача пришла, то незримая связь картины с его сердцем, ощущение тепла, исходящее от нее, останется надолго.

- Неужели мне удалось?.. - глядя на изображение, робко подумал художник, словно боялся своей едва ли не крамольной мыслью, как сломанной веткой всполошить пугливую птицу.

После долгого и придирчивого разглядывания картины Георг пришел к заключению, что один участок ее все-таки требует небольшой доработки, немного он диссонирует с остальной частью полотна. Надо сделать последнее усилие, последний рывок перед финишем.

"Попробуем методом лессировки пригасить эту прямолинейность..."

Георг отвинтил тюбик с цинковыми белилами, выдавил белую змейку краски на палитру, добавил "пинена". Затем тонкими полупрозрачными мазками кисти нанес слой на исправляемую часть изображения. Вот так будет лучше. Прищурившись, оглядел результат. "Ну все, хватит. Финал. Больше я тебе трогать картину не дам".

Он взял тонкую колонковую кисть с обрезанным кончиком, вывел краской в самом темном углу полотна свою подпись и дату.

Когда по окончании работы Георг промывал кисточки в керосине, в коридоре зазвонил телефон. Резко, требовательно. Это могла быть Инга, но могли звонить и соседям. Телефон-то общий. Георг подавил в себе инстинктивное желание все бросить и бежать к трубке. Он спокойно довел процедуру до конца - обтер тряпкой кисти, убедился, что волос сухой и поставил колонок в маленькую вазу, а щетинную сунул в вазу с большими кистями. Затем так же тщательно вытер руки чистой тряпкой. И лишь после того, когда стало ясно, что пьянствующие соседи к телефону не подойдут, он вышел в коридор и снял с рычага трубку. Что-то подсказало ему, что звонок, к сожалению, все-таки не от Инги, и потому он отозвался холодным официальным тоном:

- Георгий Колосов слушает.

- Привет художнику! - голос в трубке был веселый, с очень знакомой хрипотцой. - Это я, Анатолий.

- А, здорово! - неподдельно оживился Георг, он был рад слышать старого товарища по бывшей работе. - Сто лет тебя не видел... Ну, как жизнь?

- Да потихоньку... Я же теперь пенсионер. А какая жизнь у пенсионера: дом - дача, дача - дом.

- Ты как узнал этот телефон?

- Тетка твоя сказала... Я, собственно, почему звоню... Ты уже собираешься?

- Куда?

Анатолий хмыкнул и сказал:

- Ты разве не получил повестку от военкомата?

- Нет, - ответил Георг, предчувствуя приближение очередного погонщика с уздой. - Ну, вообще-то я не заглядывал в почтовый ящик. А что такое?

- Тут такое дело... - голос товарища приобрел озабоченный тон, всегда у него возникающий, когда предстояла очередная обязаловка. Георг мысленно "увидел" Анатолия, скребущего затылок. - В связи с частичной мобилизацией, всех художников-оформителей, даже бывших, направляют в штаб ГО. Каждый день берут по несколько человек, собственно, на одну ночь. Карты рисовать...

- Ладно хоть не на рытье окопов. А что за мобилизация такая, в связи с чем?

- А ты что, не слыхал? - удивился Анатолий. - Так включи радио. Приказ Генерал-Президента: в связи с выборами в Совет Старейшин, а так же провокационными вылазками НЛО и вероятностью всемирного потопа от глобального потепления в республике вводится полувоенное положение. Войска получили приказ о боевой готовности No 2.

- Слушай, им что, мало девочек-художниц, что они нас, стариков, трогают? У меня вообще, например, уже давно белый билет.

- У девочек нет допуска. Работать-то будем с секретными картами. А мы с тобой давали соответствующую подписку... Давай, поехали вместе, а то потом все равно придется идти, но только уже одному. Поедем? Как говорится: раньше сядем - раньше выйдем.

- Ладно, уговорил, - сказал Георг, явственно ощущая на теле, как еще одна узда наложена и ремни затянуты.

- Тогда возьми свои фломастеры, там вообще-то дают, но хреновые. Возьми перья, что еще? Короче, все необходимое... Обязательно - паспорт и военный билет. Минут через пятнадцать я за тобой заеду.

- Твоя старушка еще на ходу?

- Скрипит помаленьку. Даже заставили пройти мобилизационную регистрацию... Ну давай, будь готов!

- Усегда готов, шеф! - сказал Георг голосом незабвенного Лелика. - Жду в двадцать нуль-нуль.

И повесил трубку. После чего собрал все документы и орудия труда художника-оформителя. Давненько он не вкалывал на этой стезе. Ничего, вспомнит.

СТАРЫЙ ДРУГ

1

- Ну, здорово, здорово, - оживленно сказал Георг, с удовольствием пожимая сухую и шершавую, как неструганая доска, ладонь приятеля. Давненько мы не виделись.

- Привет! - радостно отозвался Анатолий. Он всегда был жизнерадостным и словоохотливым.

Но уже через пару секунд, когда они прошли в комнату Георга, при ярком свете стало заметно, что прошедшие годы сильно подорвали его жизнерадостность. Он постарел. Его морщинистую шею тщетно пытался скрыть воротничок рубашки, застегнутый на верхнюю пуговицу. Привычка старика! Лицо поблекло, пожелтело и несколько вытянулось за счет того, что убавились щеки. А раньше оно было круглым, румяным. Часто улыбающийся рот с полноватыми губами открывал взгляду собеседника большие крепкие зубы, прокопченные никотином.

- Молока будешь пить? - обратился Георг к товарищу, который первым делом стал разглядывать картины, развешанные по стенам. - Я знаю, ты любишь его.

- Не откажусь, - отозвался Анатолий, придирчивым взглядом сканируя полотно картины "Корабль "Мария" во время шторма".

- Это копия Айвазовского, - сказал Георг, расставляя на столе фарфоровые кружки и хлеб в плетеной вазе. - Это я учился писать волны... А вот те марины, что внизу, - мои: "Неизвестные берега", "Закат в океане", "Лунная ночь 2" и другие.

- Вижу... - промычал Анатолий. - Да... хорошо...

- А вот там - обрати внимание - акварель и графика.

Потом Георг показал несколько полотен с изображениями живой натуры, каковые портреты стояли в углу, повернутые лицевой стороной к стене. "Э, да ты - многостаночник", - выдавил из себя Анатолий удивленно. - А ты подрос, подрос... в смысле творчества, даже очень. Я и не ожидал такого...