Айзек Азимов - Установление – 1

И в третий раз:

– Не видите? Это идет по всей Галактике. Это обожествление прошлого. Это застой, это упадок!

Он переводил взгляд с одного собеседника на другого, а они пристально смотрели на него.

Первым пришел в себя Фара.

– Ладно, мистическая философия нам сейчас не поможет. Будем говорить конкретно. Отрицаете ли вы, что Хари Селдон легко мог выяснить тенденции нашей будущей истории обычными психологическими методами?

– Нет, конечно нет, – воскликнул Хардин. – Но нам не следует полагаться на его решение. В лучшем случае он может указать проблему, но если решение вообще существует, мы должны будем найти его сами. Он не может сделать это за нас.

Внезапно заговорил Фулхэм:

– Что вы имеете в виду – указать проблему? Мы знаем, в чем проблема.

Хардин накинулся на него:

– Вы думаете, что знаете? Вы думаете, что Анакреон – это все, о чем Хари Селдон мог беспокоиться? Я не согласен! Я говорю вам, что пока никто из вас не имеет ни малейшего представления о происходящем в действительности.

– А вы имеете? – враждебно поинтересовался Пиренн.

– Думаю, что да!

Хардин вскочил и оттолкнул свое кресло. Взгляд его был тверд и холоден.

– Говорю вам со всей возможной определенностью: ситуация пахнет плохо; здесь творится нечто покруче, нежели все, о чем мы до сих пор говорили. Спросите себя сами: почему среди первопоселенцев Установления не оказалось ни одного первоклассного психолога, за исключением Бора Алурина? А он тщательно воздерживался от того, чтобы преподать своим ученикам нечто большее, чем самые необходимые основы.

После короткого молчания Фара сказал:

– Прекрасно. Но почему?

– Возможно, потому, что психолог мог бы смекнуть, в чем тут дело – и притом слишком быстро для замыслов Хари Селдона. А так мы спотыкаемся, нащупывая в лучшем случае лишь туманные намеки на истину. И это именно то, чего хотел Хари Селдон.

Он сухо рассмеялся.

– Всего хорошего, господа!

И, расправив плечи, вышел из комнаты.

6.

Мэр Хардин жевал кончик сигары. Сигара потухла, но он не замечал этого. Он не спал предыдущей ночью и имел все основания думать, что не заснет и в следующую. В его глазах затаилась усталость.

– И это охватывает все? – спросил он.

– Думаю, что да, – Йохан Ли подпер подбородок рукой. – Как вам нравится?

– Неплохо. Это все надо делать нахально, понимаешь. То есть, не колеблясь; нельзя давать им время перехватить ситуацию. Начав приказывать, надо вести себя так, словно ты рожден для этого, и все будут повиноваться просто по привычке. Вот суть переворота.

– Если Коллегия останется в нерешительности хотя бы…

– Коллегия? Ее можно не брать в расчет. С завтрашнего дня ее влияние на дела Терминуса не будет стоить и ржавой полукредитки.

Ли медленно кивнул.

– И все же странно, что они до сих пор ничего не сделали, чтобы остановить нас. Вы говорите, будто они кое о чем догадываются.

– Фара натолкнулся на краешек. Иногда он заставляет меня нервничать. А Пиренн подозревает меня еще с момента моего избрания. Но, видишь ли, они никогда не имели способности распознавать, что именно происходит. Все их воспитание – авторитарное. Они уверены, что Император всемогущ именно потому, что он Император. И они уверены, что Коллегия Попечителей, просто в силу того, что она – Коллегия Попечителей, действующая именем Императора, не может оказаться в положении, когда приказы будет отдавать не она. Их неспособность осознать возможность мятежа является нашим лучшим союзником.

Он тяжело поднялся с кресла и подошел к водоохладителю.

– Они неплохие люди, Ли, когда пристанут к своей Энциклопедии – и мы проследим, чтобы они цеплялись за нее и в будущем. Но они безнадежно некомпетентны, когда дело доходит до управления Терминусом. Теперь иди и раскручивай дело. Я хочу побыть один.

Он сел в углу своего стола и уставился на чашку воды.

О космос! Если бы его самоуверенный вид действительно соответствовал тому, что он чувствовал! Анакреонцы должны были высадиться через двое суток, а он мог действовать лишь на основе набора догадок и наблюдений относительно того, к чему вел дело Хари Селдон последние пятьдесят лет. По правде говоря, он даже не был настоящим психологом – просто едва обученным неумехой, старающимся предугадать планы величайшего ума столетия.

А если Фара был прав; если Анакреоном и ограничиваются все проблемы, предвиденные Хари Селдоном; если Энциклопедия и есть все, что он хотел сохранить – тогда какой смысл в государственном перевороте?

Он пожал плечами и допил свою воду.

7.

Свод был обставлен креслами в количестве куда больше шести, словно ожидалось множество гостей. Хардин задумчиво отметил это и устало присел в углу – по возможности подальше от остальных пяти присутствующих.

Члены Коллегии, видимо, не протестовали против такого размещения. Они шепотом переговаривались между собой, но шепот скоро превратился в свистящие односложные звуки, которые быстро сошли на нет. Разве что Джорд Фара казался более или менее спокойным. Он извлек часы и мрачно уставился на них.

Хардин взглянул на собственные часы, а затем – на совершенно пустой стеклянный куб, который занимал половину помещения. Он являлся единственной необычной вещью в комнате; в остальном не было и намека на то, что компьютер где-то отсчитывает последние мгновения времени вплоть до момента, когда заструится мюонный пучок, замкнется контакт и…

Свет померк!

Он не выключился совсем, но потускнел с такой стремительностью, что Хардин подскочил. Он изумленно поднял глаза на потолочные лампы, а когда опустил их, стеклянный куб уже не был пуст.

Там появилась фигура человека, сидящего в кресле-каталке!

Несколько мгновений этот человек, ничего не говоря вслух, вертел в руках книгу, которая до того в закрытом виде лежала у него на коленях. Затем он улыбнулся, и лицо его словно ожило.

– Я Хари Селдон, – сказал он.

Голос был старый и мягкий.

Хардин почти приподнялся, чтобы поздороваться и еле успел удержаться.

Голос продолжал в тоне обычной беседы:

– Как видите, я прикован к этому креслу и не могу встать, чтобы приветствовать вас. Несколько месяцев назад – в мое время – ваши деды направились на Терминус, а вскоре меня постиг, весьма некстати, паралич. Я не могу видеть вас, как вы понимаете, так что не могу и приветствовать вас должным образом. Я даже не знаю, сколько вас тут, так что можете вести себя без церемоний. Если кто-то стоит – садитесь, пожалуйста; курите, если желаете, я не возражаю, – последовал мягкий смешок. – Да и зачем? На деле меня тут нет.

Хардин почти автоматически полез за сигарой, но передумал.

Хари Селдон отложил свою книгу – как бы на невидимый стол, – и она исчезла, как только его пальцы отпустили ее. Он сказал: